Он не хотел предавать

— Вы не понимаете, как это страшно: потерять единственного сына, взрослого, красивого, умного, порядочного. Какая пустота возникает потом. Жизнь прошла, а для чего она была? И для чего теперь жить?

Георгий молчал.

— Знаете, Георгий, я никого не обвиняю, не ищу виновных, чтобы они понесли наказание, и никого не осуждаю. Я только хочу знать, что произошло с моим сыном. Мать имеет на это право. Я не могу успокоиться, все думаю, думаю: где моя вина, где, может быть, вина отца?.. Почему мы упустили Юру?

Она промокнула салфеткой сухие глаза.

— У Андрея Виссарионовича другое мнение, он всех обвиняет, но не обижайтесь на него. То, что он пережил, врагу не пожелаешь. Никто не знает, что значит найти сына так… Отец нес его на руках к машине, вез в больницу. Не мог поверить, что все кончено. Надеялся, что еще можно помочь. Не дай бог кому-то пережить то, что нам довелось… Что случилось с Юрой? У меня нет ответа. Помогите мне узнать правду. Ради Юры… Поможете?

Ответ она прочла по лицу Георгия.

Вечером того же дня ему позвонил Яцек Михальский. Как чувствовал:

— Куда пропал?

— В гостях пил, — оговорился Гольцов.

Хотел сказать «был», но получилось прямо по Фрейду.

— Пил? — развеселился Яцек.

— Да. Чай.

— Интересно, с кем?

— Ты фильм «Крутой вираж» смотрел в детстве?

— Раза четыре. А что?

— Лялю помнишь?

— Гошка, ты пьян, я не пойму?

— Да в порядке я, в порядке. Отвечай, когда спрашивают. Помнишь героиню — Лялю?

— Помню, конечно. Что ты хочешь сказать, ты с ней чаи гонял?

— Поверишь, если скажу?

На Михальского это не произвело особого впечатления.

— Ну, — промямлил он, — не вижу в этом ничего особенного.

— Это его мать, представляешь?

— Чья?

— Юры Малышева! Парня того, к которому мы на кладбище ездили. Она жена последнего министра культуры СССР. А Юра — их единственный сын.

— А! — вежливо ответил Яцек.

Георгий усмехнулся:

— Помнишь, как в Европарламенте вопрос нашим задали: «Who is mister Putin?» Вот я думаю: ху из Юрий Малышев?

Яцек немного помолчал.

— Ты все-таки малость пьян, — уточнил он.

Гольцов согласился — есть немного.

— Ты дома сейчас? — Яцек звонил на мобильный.

— Да, уже дома.

— Иди спать, — посоветовал Яцек. — Завтра созвонимся.

Гольцов сказал — иду, иду, и остался сидеть на кухне, упершись взглядом в окна дома напротив — унылой пятиэтажки военного городка.

«А из нашего окна площадь Красная видна», — повторил он. — «А из нашего окошка — только улица немножко…»

3

Журнал «Частный интерьер России», майский номер за позапрошлый год, отводил четыре страницы подробному описанию усадьбы тогда еще живого и здравствующего, а ныне покойного Егора Завальнюка. Подобным чтивом Гольцов никогда не интересовался, и вряд ли оно бы попало ему в руки, если бы не Зиночка.

— Держи, — хлопнув по столу тяжелым фолиантом в глянцевой обложке, сказала она. — Нужную страницу я заложила. Не потеряй, не мой. Клятвенно обещала вернуть подруге в целости и сохранности.

Между страниц мелькала оранжевая закладка — листок самоклеящейся бумаги. Георгий посмотрел на обложку:

— Не понял. Это зачем?

— Тебя ведь интересует дело Завальнюка?

— Нет.

— Гоша, научись врать.

— Обязательно.

— Могу предложить пару бесплатных уроков.

Георгий сухо поблагодарил Зиночку за проявленную инициативу. Когда секретарша вышла, он бросил журнал в ящик стола. Очевидно, Зиночкина способность знать о том, что творится за плотно закрытыми дверями кабинетов, распространилась за пределы приемной.

Потом «Частный интерьер» по уже забытой причине перекочевал из стола в машину. Порой Георгий собирался полистать тонкие, шуршащие страницы, но только открывал журнал — сразу что-нибудь отвлекало от чтения, так что дальше рекламы душевых кабин и кровельных материалов он не продвинулся.

— …Осторожнее, осторожнее! Плитку мне побьете! У-у, паразиты, пить только вам подавай. Ну чего вылупился? Работай, работай.

Наследница миллионера стояла посреди перекопанного газона и переругивалась с рабочими, рывшими котлован для бассейна. Дочь Завальнюка унаследовала все черты отца: кустодиевские формы, невысокий рост, нос картофелиной. Наследница была молода, — не старше двадцати пяти, но могучее телосложение придавало ей солидности. С рабочими она переругивалась со знанием дела. У ног хозяйки заливисто лаяла уродливая собачонка с приплюснутым носом и выпуклыми глазами. Ее пугал рев мотора экскаватора.

Хотя визит в Жуковку Георгий согласовал заранее, наследница посмотрела на прибывшего гостя с удивлением, потом порылась в памяти, с досадой припомнила уговор, тем не менее сказала:

— Ждите, я сейчас занята.

И ушла, не объясняя, чем занята и скоро ли освободится, предоставив Гольцову полную свободу действий.

Он сходил в машину за журналом и удобно расположился в кресле в одной из комнат первого этажа. Равнодушно пролистал журнал до оранжевой закладки, добрался-таки наконец до усадьбы Завальнюка и… Пожалел, что так сдержанно поблагодарил Зиночку за инициативу. Недооценил. А Зиночка, между прочим, честно заработала шоколадку. (Не забыть бы презентовать ей какой-нибудь «Твикс» — редкий вид…)