Несколько секунд он стоял молча, изучая стеклянную дверь внизу. На лице он изобразил точно такое же бесстрастное выражение, как давеча Масумура. Однако ему становилось не по себе оттого, что Масумура смотрит на него все более подозрительно, и он уклончиво промычал:
— Э-э… Н-ну…
«Наверное, когда из подследственного вытягивают признание, он вот так же невнятно мычит в ответ», — подумал Бен. Но Масумура как будто того и ждал.
— Терпеть не могу Америку! — объявил он.
Как ни странно, это не нашло отражения на его лице, однако в голосе впервые за это время проскользнуло некое подобие эмоции. Он словно декларировал свои убеждения. Масумура еще раз взглянул на лицо Бена, перевел взгляд на его белую куртку и вздернул плечи, будто обороняясь.
— Я тоже ее не очень люблю, — согласился Бен.
Белая куртка, на которую пялился Масумура, туго обтягивала торс Бена. Ощущение было очень приятным.
Посмотри, Масумура! Ну чем я отличаюсь от тебя?
Масумура постоял в сомнении, потом выдавил:
— Нью-Йорк?
Бен так и не понял, что это было — вопрос или констатация факта. Во фразе прозвучала докучная назойливость. Масумура не то чтобы хотел узнать, откуда Бен родом или откуда приехал, его вопрос означал совсем иное: «Что ты здесь делаешь? Твое место в Нью-Йорке, ты и должен быть там, а не здесь!»
«Наверное, такой же тон у японского блюстителя закона, проводящего полицейскую проверку», — подумал Бен и снова погрузился в молчание.
Не получив ответа, Масумура не отрывал глаз от Бена. Лицо его сделалось еще более высокомерным, жестким. Он шевельнул тонкими губами, видимо, собираясь переспросить, как вдруг повернулся всем телом к широкой лестнице и истошно завопил:
— Премного благодарствуем, что посетили нас!
Проследив взглядом направление вопля, Бен увидел внизу у кассового аппарата парочку — похожую на хостес девушку лет двадцати и мужчину не первой молодости, одетого в пальто. Они как раз подходили к стеклянной двери, собираясь уходить.
Бен, хотя и с некоторым опозданием, но тоже завопил во весь голос:
— Большое спасибо!
Перекрывая Масумуру, его высокий ломающийся голос эхом заметался из угла в угол. Похожая на хостес девушка обернулась и, подергав за рукав мужчину, показала на Бена. Она что-то прошептала ему на ухо, и оба прыснули. Посмеиваясь на ходу, они вышли на улицу. В распахнувшуюся дверь ворвался многоголосый шум. Сюда долетали даже звуки с площади. Среди них выделялось женское пение, неправдоподобно чистое. Слов было не разобрать. Кроме Бена, никто даже внимания не обратил. Бен вспомнил лицо женщины, горделиво взиравшей с афиши. Он видел ее в сумерках, когда впервые пришел на площадь в Синдзюку. «Может, это она поет?» — У Бена разыгралось воображение.
— Нью-Йорк? — настойчивый голос Масумуры вернул Бена к действительности. Бесстрастная физиономия парня выражала нетерпение. Слово «Нью-Йорк» неожиданно прозвучало для Бена не как название города, где жили его еврейские родственники, а как бессмысленный набор звуков, какая-то абракадабра, ассоциировавшаяся с японской азбукой.
«Масумура-сан! Я не желаю говорить о Нью-Йорке. Не желаю обсуждать пустые звуки. Мы ведь в Синдзюку!» — подумал Бен.
Губы Масумуры еще раз шевельнулись.
Бен уже не слышал пения. Ему стало страшно.
Ну скажи что-нибудь, все, что угодно!
— Вашингтон… Федеральный округ Колумбия.
Масумура отреагировал мгновенно:
— Не знаю такого.
Это прозвучало подчеркнуто отчетливо, с ноткой самодовольства.
Масумура наконец оторвал взгляд от Бена и, словно спохватившись, принялся с преувеличенным усердием протирать полотенцем и без того сверкавшие пепельницы. Он словно начисто забыл о существовании Бена. Бен искоса с удивлением наблюдал за парнем. Пожалуй, он понимал смысл этой демонстрации. «Не знаю такого!» — именно это хотел выразить Масумура своим поведением. Возможно, парень и не такое знает, но позиция «не знаю и знать не желаю» его явно устраивала!
— Гость! — пробормотал Масумура, словно разговаривая сам с собой, и заученным жестом схватив со стойки стакан с водой и пепельницу, энергичной походкой направился к вошедшему. Бен старательно прислушивался к Масумуре, то и дело повторявшему: «Чего изволите? Слушаюсь!» Потом Масумура стал спускаться на первый этаж. Бен проводил его взглядом. В каждом отточенном жесте уродливого Масумуры была своеобразная красота. По-видимому, главное здесь — это манеры. «Нужно поучиться у Масумуры, иначе здесь долго не продержишься», — подумал Бен. Он был так поглощен наблюдением за Масумурой, что опомнился лишь тогда, когда вдруг понял, что клиент смотрит на него в упор.
Одновременно он услышал доносящийся с первого этажа хор голосов: «Добро пожаловать!» Еще двое посетителей поднимались на второй этаж. Увидев Бена в форменной куртке, они замерли в нерешительности и даже огляделись вокруг, но, убедившись, что не одни в кафе, успокоились и направились к пустующему столику.
Ощутив их растерянность, Бен отвел глаза и потупился. Мгновение он не мог даже пошевелиться. Потом сделал над собой усилие и, понизив голос до тембра Масумуры, вымолвил:
— Добро пожаловать!