Читаем ОН. Новая японская проза полностью

Молодая подавальщица, с которой он столкнулся первый раз, незаметно исчезла, ее сменила другая, ту — третья… Энокида и не пытался запомнить их всех, но неизменно в памяти оставалась женщина в летах. Кажется, ей приходилось по несколько месяцев работать одной. Не так уж часто посещал Энокида «Аллею», но по прошествии некоторого времени хозяйка, встречая его в дверях, стала улыбаться ему как давнему знакомому, ни словом, правда, не выдавая особой симпатии, что отнюдь его не огорчало. Обычно между постоянными клиентами и хозяевами подобных заведений устанавливаются вполне доверительные отношения, происходит обмен любезностями и все такое прочее. Энокиде это было бы в тягость и казалось бы чем-то провинциальным. «Добрый день!», «Пожалуйте!» — вполне достаточно.

Так прошло ни мало ни много десять лет; само собой, и хозяйка «Аллеи» поседела, и в волосы Энокиды закралась седина. За все эти годы ничего, кроме кофе, Энокида не заказывал.

Зима в тот год была очень холодной, морозной. Только раз Энокида зашел в кофейню. А потом — дело было уже в середине мая, стояла ясная погода — после долгого отсутствия, к тому же днем (что совсем удивительно!), Энокида, оказавшись на углу улицы Инэгиси, прошел чуть вперед к знакомому дому, но… таблички «Кофейня „Аллея“» не увидел. Дом, ставший для него почти родным, опустел и стал похож на все прочие вокруг. Заглянув в дверную щель, Энокида разглядел пустую комнату без столов и стульев; опорожненные бутылки, бумага и другой хлам довершали впечатление полной разрухи. Чувствовалось, что сюда давно уже не ступала нога человека. Толкнул провисшую дверь — она не поддавалась: либо на ключ была заперта, либо перекосился дверной проем. Толкнул еще раз, посильнее — дверь никак не открывалась. Энокида вспомнил, что такое уже бывало. Может и сегодня здесь выходной? Или кофейню закрыли на ремонт? Однако все говорило о том, что «Аллея» закрылась навсегда. Энокида направился к станции Угуисудани, с каждым шагом все сильнее ощущая горечь и досаду.

Где еще в Токио найдешь подобное место? Такое же необычное? Можно, конечно, снять квартиру и превратить ее в свое тайное убежище. Но это казалось ему пресным и вряд ли доставило бы удовольствие. Снять квартиру, чтобы убивать время, сидя там в полном одиночестве, скучать, пытаться как-то развлечь себя — одна мысль об этом была нестерпима. Другое дело — облюбованная им комнатка на втором этаже «Аллеи»: не покидавшее его там чувство, будто он тайком вторгается в чужое жилище, делало еще более притягательным пребывание в ней, это неведомое никому место позволяло ему лениво отдаваться всплывающим одно за другим воспоминаниям…

«Аллея». Что стоит за этим названием? Ни одна загадка в последние десять лет так не мучила Энокиду. Может быть, когда-то владельцем кофейни был некий господин Намики?[24] А может быть название связано с тем, что вблизи и в самом деле была настоящая аллея? В любом случае, думал Энокида, это название очень подходило кофейне.

На платформе станции Угуисудани в ожидании поезда он слушал, как высоко в голубом небе, перекрывая земной гул, пел свою бесконечную песню жаворонок, и до него вдруг дошло: хозяйка кофейни умерла.

Namiki by Hisaki Matsuura

Copyright © 1996 by Hisaki Matsuura

© Виктор Скальник, перевод на русский язык, 2001
<p>дзиро асада</p><p>путеец</p>

Однопутка Биёро — Хоромаи в черте города идет параллельно с основной линией.

Сверкающий стеклами курортный экспресс, поравнявшись с тепловозом серии КХ-12, обгоняет его медленно, будто желая вдоволь налюбоваться этой диковиной.

То ли это случайная прихоть расписания, то ли так было задумано специально, чтобы порадовать взоры едущих из города лыжников — пассажиры экспресса, гроздьями свисая из окон, не отрывают глаз от ярко-красного — цвета, принятого на старых железных дорогах, — локомотива. Вот экспресс приближается к развилке, где линия Хоромаи резко сворачивает влево, и в его широких стеклах мелькают вспышки сразу нескольких фотоаппаратов.

Рейсов до Хоромаи всего три, и КХ-12, отправляющийся в восемнадцать часов тридцать пять минут — последний из них.

— Надо же, ну дают! Нашли что снимать! А, начальник? — проводив взглядом быстро удаляющийся по снежной равнине экспресс, молодой машинист поднял глаза на Сэндзи, стоявшего на месте помощника.

— Ну уж ты хватил! Как это «что снимать»? Ведь наш КХ-12, считай, теперь вроде памятника культуры. Некоторые даже с Хонсю сюда приезжают, чтобы только поглядеть на него.

— А чего тогда закрывают нашу линию?

— Какие-то сложности — то ли интенсивность движения не та, то ли дело в рентабельности.

«Да уж…» — и машинист, подняв руку, ткнул большим пальцем себе за спину в сторону единственного вагона. Там не было ни души, пустые зеленоватые сиденья поблескивали в тусклом свете флуоресцентных ламп.

— Кто бы такое говорил, только не начальник центрального вокзала Биёро… — сказал он.

— А что?

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая японская проза

Она (Новая японская проза)
Она (Новая японская проза)

...Сейчас в Японии разворачивается настоящей ренессанс «женской» культуры, так долго пребывавшей в подавленном состоянии. Литература как самое чуткое из искусств первой отразило эту тенденцию. Свидетельство тому — наша антология в целом и данный том в особенности.«Женский» сборник прежде всего поражает стилистическим и жанровым разнообразием, вы не найдете здесь двух сходных текстов, а это верный признак динамичного и разновекторного развития всего литературного направления в целом.В томе «Она» вы обнаружите:Традиционные женские откровения о том, что мужчины — сволочи и что понять их невозможно (Анна Огино);Экшн с пальбой и захватом заложников (Миюки Миябэ);Социально-психологическую драму о «маленьком человеке» (Каору Такамура);Лирическую новеллу о смерти и вечной жизни (Ёко Огава);Добрый рассказ о мире детстве (Эми Ямада);Безжалостный рассказ о мире детства (Ю Мири);Веселый римейк сказки про Мэри Поппинс (Ёко Тавада);Философскую притчу в истинно японском духе с истинно японским названием (Киёко Мурата);Дань времени: бездумную, нерефлексирующую и почти бессюжетную молодежную прозу (Банана Ёсимото);Японскую вариацию магического реализма (Ёрико Сёно);Легкий сюр (Хироми Каваками);Тяжелый «технокомикс», он же кибергротеск (Марико Охара).(из предисловия)

Банана Ёсимото , Каору Такамура , Марико Охара , Миюки Миябэ , Хироми Каваками

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее