Он. Она. Другая (СИ)

Я все-таки сажусь за стол и скрещиваю руки на груди. Закрываюсь от него. Он возвращается на свое место. Я почему-то вспоминаю первые дни в новой семье, ранние подъемы, сборы мужа на работу и в командировку. Перед глазами сцена, как я тянусь к нему на цыпочках, чтобы поцеловать, а он выходит во двор и садится в машину. Я же вспоминаю, что у меня в духовке свежие булочки для него. Залетаю на кухню, хватаю полотенце, вытаскиваю противень и перекладываю пышную сдобу в контейнер. А потом бегу на улицу в одних тапках и без верхней одежды. На дворе поздняя осень, пар изо рта густой. Таир, увидев меня выходит из машины и смотрит, как на дурочку. А я ему протягиваю контейнер и говорю, что забыла передать. Пусть с чаем в обед попьет. Что он тогда сделал? Расплылся в улыбке, обнял и поцеловал в лоб. Я потом целый день летала, а свекровь надо мной посмеивалась. В лоб поцеловал. Господи! Лоб — это не губы.

— Почему смеешься? — слышу тихий вопрос от Таира. Видимо, предавшись воспоминаниям, я наяву улыбнулась.

— Вспомнила нашу жизнь в первый месяц после женитьбы. Когда я была безумно влюбленной в тебя дурочкой.

— Ты никогда не была дурочкой, — черные брови ползут к переносице.

— Нет? А как еще назвать девушку, которая влюбилась в мужчину старше, а он ее никогда не любил, а женился, потому что “так было нужно”, чтобы мама с папой, наконец, отстали. Ну что, Таир, стало тебе после этого легче.

— Ты все слышала?

— Я слышала достаточно. Зачем ты вообще на мне женился? Знаешь, как говорят: “Мы в ответе за тех, кого приручили?” Я была собачкой. которая по первому твоему зову бежала к твоей ноге.

Медлит. Наверное, слова подбирает. Интересно, о чем он думает? Что у него на душе? Делится ли он своими мыслями и чувствами с другой, раз уж со мной никогда не делился?

— Сабина, прости меня. С самого первого дня до последнего. Прости.

Мой подбородок дрожит, кутаюсь в кофточку и не могу согреться. Держусь, чтоб не заплакать.

— Как же легко все: сделать, а потом сказать “прости”.

— Я виноват, и вины своей с себя не снимаю. Когда мы поженились, у меня были к тебе чувства. Правда, — звучит, как оправдание. — Я думал, это то самое…нежность, симпатия, уважение. Ты была идеальной во всем.

Усмехнулась и подумала про себя: “Но идеальных не любят”.

— Даже так…Ты вообще любил меня когда-нибудь? Хоть чуть-чуть? Как мужчина любит женщину?

В тишине опускает голову. Вот и ответ: нет, не любил. Секунды растворяются в его молчании, а я изнемогаю от острой боли. Таир снова берется за бутылку и наливает коньяк в рюмку.

— Просто правду мне скажи, пожалуйста.

— Правду? — поднимает на меня осоловелые глаза. — Тебе она не понравится.

Раз — и пустая рюмка с характерным звуком опускается на скатерть.

— А ты попробуй, — раздракониваю я, хотя знаю, что мне не понравится то, что скажет. — Хочу узнать, понять.

Я чертова мазохистка. Потому что чем больнее, тем быстрее я вырву его из сердца.

— Честно сказать, мне не нужна была эта любовь. Она для слабаков. Так я считал. Я думал, то, что у нас с тобой — самое правильное. Брак, построенный на взаимном уважении, доверии, симпатии, общности. Но потом я встретил Элину. Не знаю, что со мной случилось. Магия какая-то. Но она так запала мне в душу.

Господи, ну зачем? Стало еще тяжелее, потому что все, что он описывает по отношению к другой женщине, я чувствую к нему. Один в один. Люблю несмотря ни на что. Несмотря на то, что он перемолол меня и выплюнул.

— Боролся, старался не смотреть. Но и у нее, оказывается, тоже самое было. А потом мы сорвались.

— Когда?

— На Новый год. Нафисе было чуть больше года, — с горечью в голосе признается он.

— Господи, — закрываю глаза и чувствую, как из глаз вытекают слезинки.

— Вскоре мы расстались.

— Когда умерли родители?

— Да.

— Что потом?

— Через семь месяцев она позвонила и сказала, что наш сын в реанимации. Он родился раньше срока.

— И вы воссоединились?

— Нет, — мотает головой. — Сначала я просто им помогал. Понимаешь, это же мой сын. Мой, — стучит кулаком по сердцу. — Ну а дальше…все опять случилось.

— Тогда, неделю назад…ты хотел мне рассказать о ней. Так? — протерев нос рукавом, спрашиваю очевидное.

Он кивает.

— А почему ты молчал так долго? Почему сразу не признался? — громкий и отчаянный шепот вырывается из груди.

— Боялся сделать больно. Тебе, Нафисе, родителем. Боялся, что возненавидят. Да, — отмахивается, — так и получилось.

— Трус! — тихо кричу я. — Какой же ты трус! Предатель! Почему сразу не пришел ко мне и не сказал, что любишь другую? Я могла еще тогда простить твою нелюбовь, если бы знала. Столько месяцев вранья! Два года я делила тебя с другой! Ты ложился со мной в постель и представлял ее, ведь так? Правду скажи: “Моя девочка”? Это же ты ее так называл, когда трахал?!

Ему даже отвечать не надо было, я все поняла по взгляду. И от осознания, что все именно так, меня затопила черная волна обиды и злости.

— Господи! Господи! Как ты мог?!

Роняю лицо в ладони и трясусь от приглушенного плача.