Он. Она. Другая (СИ)

Не глядя на него, она кивает, но в следующую секунду все-таки добивается своего, сказав:

— А ты сказки умеешь читать?

— Умею, — Нариман поднимает голову и ловит мой растерянный взгляд.

— Почитаешь?

— Ну хорошо, — сдается он и тут уж я бессильна: если эта девочка что-то вбила себе в голову, то она доведет все до конца. Один в один тетка!

* * *

— Жил был Сон. Как все сны, жил он в прекрасной загадочной стране снов. Был этот Сон совсем еще юный и неопытный, — с чувством, с толком, с расстановкой Нариман читает историю из любимой синей книжки Нафисы “Сонные сказки”. Дочка в розовой пижаме с единорогами сидит под крылышком великана и увлеченно слушает, хотя этот рассказ мы с ней уже читали. Но я знаю, какого именно момента ждет. Ей нравится, когда читая диалоги, я меняю голоса и от Наримана она хочет того же.

— Здравствуй, Кошка! Почему не спишь? Спросил он, — мужчина специально делает голос ниже и Нафиса довольно хихикает. — Не знаю, не хочется. Ответила Кошка.

Стоя у двери, но не показываясь им, смеюсь в кулак от того, что он может быть таким милым. Хочу остановить мгновение и насладиться им вместе с ними. Но я тихонько иду на кухню, чтобы поставить чайник, накрыть на стол и поблагодарить Наримана. Ведь на Востоке мы не отпустим гостя без чашки чая. Но когда через несколько минут я иду в комнату, то застываю на пороге, обнаружив, что и Нафиса, и Нариман уснули. на уже успела перевернуться на бочок, а он заснул полулежа. Книжка, открытая посередине, покоится на его груди.

Подойдя к кровати, включаю ночник, а основной свет выключаю. Затем убираю книгу на тумбочку и смотрю на Наримана в мягко-желтом свете лампы. При первой встрече он показался мне таким же холодным и отстраненным, как Таир. Он был немногословен, серьезен и улыбнулся лишь раз. Но я помню, что с ним я почувствовала себя защищенной. За эти несколько дней я узнала его с другой стороны и поняла, каким сильным, жестким и одновременно ласковым он может быть. Он ругается матом и при этом тащит на себе огромную панду для маленькой девочки. Вот она, сидит в углу и смотрит на меня внимательно. Поднимаю руку и осторожно касаюсь его плеча.

— Нариман, — шепчу я. — Просыпайся.

— Ммм, — мычит он, еле разлепив веки. — Который час?

— Десять уже. Ты читал сказку и уснул.

— Ой! Что это?! — внезапно пол подо мной качнулся, а кровать зашаталась.

Нариман резко соскакивает и хватает на руки Нафису.

— Землетрясение! Вставай под косяк!

Страх сковывает, но я делаю так, как сотни раз учили. Нариман, обнимая дочь, встает напротив меня.

На улице с грохотом то-то падает и мы резко поворачиваемся на звук, а потом одновременно смотрим друг на друга. Нас все еще раскачивает, точно на волнах; гул не прекращается, а за окном уже воет сирена, которую обычно включают при чрезвычайных ситуациях. Тут же в памяти всплыли январские события, когда в городе стреляли, а людям запретили покидать дома.

Я родилась в Алматы, и даже посчитать не могу, сколько мы пережили землетрясений. Но никогда оно не длилось так долго, как сейчас. От страха, что сейчас все начнет рушится, как в Турции, меня начинает трясти. Нариман протягивает руку и я крепко ее сжимаю, найдя в ней опору. Нафиса просыпается и зовет меня.

— Мама…

— Все хорошо, зайка. Спи. Все хорошо, — успокаиваю ее, поглаживая свободной рукой по спине. Пытаюсь унять дрожь, чтобы мой страх и волнение не передались ей. В такую минуту остается только обратиться к Всевышнему и я вполголоса читаю молитву: “Бисмилляхи Рахмани Рахим” (Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного).

Глава 18. Он — мой

Сабина

Я не знаю, что больше меня пугает до чертиков: не прекращающиеся уже минуту подземные толчки, от которых вещи попадали с туалетного столика, в зале с полок серванта полетел и разбился мамин хрусталь, а люстра на потолке зажила своей жизнью; или же громкая сирена и тревожный мужской голос, что велит нам не поддаваться панике и выйти на улицы, когда все остановится; а может это жуткие кадры разрушительного турецкого землетрясения, всплывшие в моей голове в момент жесточайшей паники.

— Сабина, посмотри на меня! — велит собранный Нариман. — Посмотри! Не паникуй! Сейчас все закончится.

— Нас никогда так не трясло! — голос срывается и уже начинает кружится голова.

— Я знаю. Как только все успокоится, выйдем на улицу.

На кухне с шумом что-то грохнулось, отчего малышка окончательно проснулась и недоуменно посмотрела сначала на Наримана, а потом на меня:

— Что случилось, мама?

— Ничего страшного, Нафиса, — выдавливаю из себя улыбку и на ходу придумываю объяснение. — Просто камешки под землей сдвигаются и мы здесь это чувствуем. Но ты не волнуйся, это не страшно.

— А почему мы здесь, если не страшно? — запнувшись, она часто моргает, прогоняя сон.

— Мы ждем, пока все закончится. Это такая игра, — спасает положение Нариман.

— Аааа, да? Это как пол — это лава?

— Да-да-да, — синхронно киваем мы и, кажется, от ее настроя и я успокаиваюсь.

Гул стихает, толчки прекращаются также резко, как начались.