«У Нью-Йорка глаз вставнойСмотрит им Гудзону в спинуОн качает бородойНа уме скопивши тину. Стал Нью-Йорк мне младшим братомМы играем часто в мячВ небоскреб аэростатомБез уловок и отдач.»
Сидевшие за столиком одобрительно зааплодировали. За другими столиками стали оборачиваться на единственное знакомое им слово. Энель постарался уловить как эту реакцию. Ему ещё не раз может случиться «не понимать» соотечественников.
— Давид! Ты Силен! — долговязый сосед блондина попытался приобнять еврея. Но вышло это неуклюже, похоже в чашках на столе был не только кофе.
— Вижу вжился ты в здешнюю жизнь. А по мне так здесь полно мрази, — вставил блондин.
— Вот напишешь этим буржуям на английской — будешь свой, — продолжил он.
— Не уходи! Ответь, как поэт! Самому то об Америке слабо написать? — не унимался Давид.
— Да, как с листа! —
Сергей неловко встал. Энель теперь смог его рассмотреть. Кажется, это был Есенин. Публиковали здесь его портрет в статьях о приезде русской думской делегации.
В считанные секунды лицо его просветлело, глаза зажглись, тело подобралось. Уверено и размеренно Сергей начал:
«Дело, друзья, не в этом. Мой рассказ вскрывает секрет. Можно сказать перед светом, Что в Америке золота нет. Там есть соль, Там есть нефть и уголь, И железной много руды. Кладоискателей вьюгаЗамела золотые следы. Калифорния — это мечта
Всех пропойц и неумных бродяг.
Тот, кто глуп или мыслить устал,
Прозябает в ее краях…»
Собравшиеся умолкли, и даже не понимающие слов слушали зачаровано.
«…Вместо наших глухих раздолий
Там, на каждой почти полосе,
Перерезано рельсами поле
С цепью каменных рек шоссе.
И по каменным рекам без пыли,
И по рельсам без стона шпал
И экспрессы, и автомобили
От разбега в бензинном мыле
Мчат, секундой считая доллар.
Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Все курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера…
От еврея и до китайца,
Проходимец и джентльмен —
Все в единой графе считаются
Одинаково — бизнесмен.
Знакомые слова встряхнули публику. Впрочем, где — то за дальним столиком пытались переводить. Весьма вольно, но по смыслу, и среди аборигенов стали появляться и осознано восторженные понимающие. Энель краем глаза смотрел и за ними и старался как остальные внимающие удивлённо приоткрывать рот.
«…На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льет.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жулье.
Если хочешь здесь душу выржать,
То сочтут: или глуп, или пьян.
Вот она — Мировая Биржа!
Вот они — подлецы всех стран.
Эти люди — гнилая рыба.
Вся Америка — жадная пасть!..»
Русские за столом, слушали склонившись и сложив руки. Даже Давид, кажется готов был по окончании зааплодировать. Есенин вздохнул и выпалил на выдохе:
«…Но Россия… вот это глыба… Лишь бы только царская власть!..»
Лицо Давида сжалось и покраснело, руки сжались в кулаки.