Он почти изменил мiр (Acting president) (СИ)

Ему везло. Его жены его понимали. Элен поддержала его, когда он, будучи ректором, закрыл неграм дорогу в Принстон. Ведь в университете были такие традиции. И он доктор наук и глава Американской исторической ассоциации лучше знает это! Чем тот же дурак Троттер вздумавший возмущаться что Вудро сразу, став президентом, поставил для негров ширмы и сделал отдельные туалеты в Администрации. Но не выгнал же! А что так раньше в Вашингтоне не было — так северяне вечно забывают прописывать регламенты! И не он же тогда, а Палата представителей приняла закон, объявляющий смешанные браки на расовой почве уголовным преступлением в округе Колумбия! Он выгнал этих Троттера и его черных тупиц сказав им: «Сегрегация — это не унижение, а благо, и вы, джентльмены, должны так расценивать ее». Но поймут ли это негры или даже северяне? Вот тот же Маршалл?

Его рука непроизвольно сжалась и соскользнула с подлокотника.

— Милый тебе плохо? — лицо Эдит вынырнула из тумана, и её взгляд кажется начал успокаивать молот застучавший в его голове

— Га, Эис, — выдохнул он

— Разрешите, мадам, — доктор Грейсон был уже у больного. Он осмотрел глаза. Пощупал пульс.

— Всё хорошо, Грей? — спросила Эдит.

— Да госпожа Вильсон, его по-видимому просто ослепила камера, — ответил врач.

— Говорила же Тумалти что не нужно было приглашать фотографов — тихо сказала Эдит.

Они думают о нем. Пусть он сейчас «тигр в клетке Белого дома», но умница Джозеф и стойкая Эдит не помогут ему довести своё дело до конца. Они сейчас ещё более не свободны чем он. И это Божий промысел.

Он вспомнил как когда-то на проповеди говорил его отец: «признание невольного рабства, таким образом, заложено в самом сердце самого морального закона — того закона, который определяет принципы божественного управления людьми, — закона, который составляет, если можно так выразиться, саму конституцию этого царского королевства, чьи правила начинаются и заканчиваются в бесконечная святость Иеговы, и распространение которой через вселенское сердце человечества является целью всего Писания.» Господи! Укрепи и освободи его близких! Дай ему сил оставаться рабом только твоим!

* * *

САСШ, Нью-Йорк, Манхэттен, вечер 17 июня 1920 г.

Энель размеренно брел по Бродвею спускаясь к Ирвинг-Плейс. До предстоящей встречи было ещё много времени, да и возвращаться в «Knickerbocker» он до следующей полудни не собирался. Вчера с вокзала он поехал с Ниной в этот отель. Ещё в поезде она поведала ему свою нехитрую историю. А он обещал помочь жене его бывшего зятя и давнего друга Александра Федоровича Келлера.

Бывшая фрейлиной матушки нынешнего Императора после Кровавой пасхи, унесшей жизни Марии Федоровны, её одиннадцати родственников и многих государственных мужей, поссорилась с мужем. Точнее с графом она поссорилась после того как тот, по требованию Михаила II, отрекся от масонской клятвы. Она же считала тогда верность братству священной.

Сначала после ссоры она просто вернулась в Петроград. Но когда император сделал службу обязательной для всех дворян вне зависимости от пола, а не отрёкшихся масонов и прочих розенкрейцеров стали хватать и сажать вместе с разными социалистами, Нина Крузенштерн уплыла в Гельсингфорс. Но покоя членам тайных обществ не было и там и она перебралась в Швецию. Потом было два года скитаний по Европе и уже почти год странствий по Северной Америке. Она находила краткий приют у единомышленников, но нигде не находилось ей места. Нина Ивановна была образованной, знатной и привлекательной дамой. И немало было претендентов на тело, встречались и те что на руку и сердце. Но развод она получить не успела. А без этого она не могла устроится на достойную ей работу и даже долго оставаться достойной женщиной. Накопления её давно кончились, не проданные драгоценности были почти все украдены. Последние деньги ушли у неё на билет до Нью-Йорка. Она не ела до встречи с Михаилом три дня… В общем она теперь считала его своим Спасителем и была готова на всё. Кроме возвращения в Россию. Императора Михаила она по-прежнему не любила, а после своего бегства и злоключений панически опасалась.

Михаилу было жалко Нину, но у него была Родина и была Честь. Потому в «Knickerbocker» они вселились как мистер и миссис Смитс. Отель угасал, но был по-прежнему раскошен. Щедрому земляку были рады, документов не требовали, да и куда еще богатому голландцу вселиться в Нью-Йорке? А что до фамилии, так Смитсов в Голландии не меньше чем Шмитов в Германии, Кузнецовых в России или Хамди в Египте. Впрочем, в глазах Нины он о её репутации скорее заботился.

Спали они в разных комнатах. Днём Энель съездил с «сестрой» по магазинам, в ателье и цирюльни. Он уговорил её несколько дней отдохнуть. Консьержа он же попросил договориться о приме врача на следующей неделе, указав что сестра стала тяжело дышать после морского путешествия. Можно сказать, что у него наконец был отдых. Хотя какой отдых с женщинами если они не любовницы или невесты?