Он придет

– Джедсон-колледж был основан Джосианом Т. Джедсоном, шотландским иммигрантом, нажившим состояние на шахтах и железных дорогах, в одна тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году. За три года до того, как был основан Университет Вашингтона, так что на самом-то деле мы – старейшее высшее учебное заведение в городе. Намерением Джедсона было создать на свои средства такой учебный институт, в котором традиционные ценности сосуществовали бы бок о бок с преподаванием основных искусств и научных дисциплин. До настоящего дня основное финансирование колледжа осуществляется благодаря ежегодным выплатам из Джедсоновского фонда, хотя существуют и другие источники.

– Я слышал, плата за обучение здесь довольно высокая.

– Плата, – она нахмурилась, – составляет двенадцать тысяч долларов в год, плюс проживание, регистрация и прочие сборы.

Я присвистнул.

– А у вас есть стипендии?

– Ежегодно выделяются средства на небольшое количество стипендий для заслуживающих того студентов, но какой-либо постоянной программы финансовой поддержки нет.

– Тогда нет и интереса привлекать студентов из более широкой социально-экономической прослойки?

– В принципе нет.

Она сняла очки, отложила заготовленные материалы в сторону и близоруко уставилась на меня.

– Я надеюсь, мы не будем особо углубляться в рассмотрение данного вопроса.

– Почему так, Маргарет?

Она подвигала губами, пробуя несколько невысказанных слов на вкус, и отвергла их все до единого. В конце концов произнесла:

– По-моему, это намечалось как материал, основанный на впечатлениях. Что-то позитивное.

– Такой и будет. Просто стало любопытно.

Я уже тронул некий нерв, и это вряд ли особо пошло на пользу, поскольку сейчас меньше всего мне требовалось напрягать свой источник информации. Но что-то в том напыщенном классовом самодовольстве, которым здесь буквально пропиталось все вокруг, жутко меня раздражало, отчего было трудно оставаться паинькой.

– Понятно.

Она опять надела очки, подхватила свои бумаги, проглядела их и поджала губы.

– Алекс, можно поговорить с вами не под запись – просто как один пишущий человек с другим?

– Конечно. – Я закрыл блокнот и убрал ручку в карман пиджака.

– Даже не знаю, как все это подать… – Она теребила твидовый лацкан, закручивая грубую ткань и опять разглаживая ее. – Эта статья, этот ваш визит – администрация все это особо не приветствует. Как вы уже наверняка догадались по «великолепию» нашего окружения, пиар – это отнюдь не то, чего в Джедсоне жаждут заполучить любой ценой. После того как вчера поговорила с вами, я рассказала начальству о вашем приезде – думала, что они будут более чем довольны. На самом же деле все оказалось наоборот. Меня отнюдь не похлопали по спине.

Она надула губы, словно ребенок после несправедливо полученного нагоняя.

– Я не намерен создавать вам проблемы, Маргарет.

– Как знать… Как я уже сказала, я здесь новенькая. Они тут всё делают по-другому. Это совершенно другой образ жизни – тихий, консервативный. Есть непреходящее качество этого места.

– А как, – спросил я, – колледж привлекает студентов, не привлекая к себе внимания?

Она пожевала губу.

– Я действительно не хочу в это углубляться.

– Маргарет, это не для записи. Давайте без ненужных обструкций.

– Это не важно, – настаивала она, но ее грудь вздымалась, а в плоских, увеличенных стеклами очков глазах проглядывало сомнение. Внутри ее явно зрел некий конфликт. На этом конфликте я и решил сыграть.

– Тогда о чем переживать? Мы, пишущие, должны быть откровенны хотя бы друг с другом. Цензоров у нас и без того хватает.

Она достаточно надолго задумалась на этими словами. На лице ее ясно отражалось происходящее где-то в голове перетягивание каната, и я не мог не почувствовать себя последней сволочью.

– Я не хочу отсюда уходить, – наконец произнесла Маргарет. – У меня чудесная квартирка с видом на озеро, мои кошки, мои книги… Я не хочу потерять… все потерять. Я не хочу, чтобы пришлось собирать вещички и двигать обратно на Средний Запад. Туда, где на многие мили сплошная плоскость без единого бугорка и при этом никакой перспективы. В общем, вы понимаете.

Ее манеры и тон выдавали внутренний надлом – мне это было хорошо знакомо, поскольку я не раз видел такое у своих бесчисленных пациентов во время психотерапии, прямо перед тем, как начинает рушиться внутренняя защита. Она собиралась дать себе волю, и я был готов ей в этом помочь – чертов манипулятор, вот я кто после этого…

– Вы понимаете, о чем я говорю? – спрашивала она.

И я услышал свой собственный ответ, гладкий, как масло:

– Ну конечно же понимаю!

– Все, что я вам скажу, должно остаться конфиденциальным. Не для печати.

– Обещаю. Я обычный очеркист. Меня не прельщают лавры Вудворда или Бернштейна[90].

На крупном, мягком лице возникла неуверенная улыбка.