Он приехал в день поминовения

Хотя и был праздник, Мовуазен поднялся к себе в кабинет.

— Я мешаю, Жиль?

Алиса обвела глазами кабинет, где всегда чувствовала себя посторонней. Невозмутимо кивнув, Жиль взялся за телефон, она попятилась и вышла.

Еще несколько часов — и все кончится.

Телефон если и смолкал, то не больше чем на полчаса; порою Жиль подолгу ждал, не снимая руки с трубки.

— Ренке?

— Пока что все хорошо, хозяин. Сначала зал довольно сильно шумел. Тогда председательствующий пригрозил удалить публику, и все поуспокоились.

Несколькими днями раньше Жиль сходил посмотреть зал, где слушаются уголовные дела. Сейчас там, наверно, все окна настежь — народу полно, жара невыносимая.

— Держалась она исключительно хладнокровно. Вошла, окинула зал твердым взглядом…

В одиннадцать утра позвонили из Фонтене-ле-Конт.

— Это вы, Жиль?.. Туда не пошли?.. Так я и думала. Я тоже считаю, что так лучше… Можно я буду звонить вам время от времени, узнавать, что нового?.. Как она?

— Хорошо.

Пауза.

— До скорого, Жиль!

— До скорого, тетя!

Потом настал черед Бабена. Он звонил из раздевалки для адвокатов, прикрыв трубку рукой. Говорил тихо. Слова приходилось угадывать.

— Все в порядке… Только что вызывали Юара… Да, как мы и предвидели.

Это означало, что на суде капитан Юар выразил удивление, почему его словам придали такую важность. Да, он помнит, конечно, что с какого-то бидона был сорван колпачок. Но был ли это бидон с крысиным ядом?.. Комиссар так настаивал, что он, Юар, сказал «да» — только бы поскорее отделаться… В тот день он купил несколько бидонов лака для лодки своей дочери. Возможно… Это же было так давно!

Полдень.

— Это вы, хозяин? Они хотят все закончить сегодня же. Заседание возобновится уже в час дня. Публика в зале недовольна. Не стоит ли…

К особняку подкатила машина Плантеля. Судовладелец, шагая через несколько ступенек, поднялся по лестнице. Не постучав, как свой человек в доме, распахнул дверь, плюхнулся в единственное кресло, утер лоб.

— Ну и жара! А ведь у меня еще самое лучшее место — позади судей. Мне удалось перемолвиться с Пену-Рато. Он считает, что все идет отлично. Если этот идиот кладовщик не забудет, что ему вдолбили…

— Как тетка?

— В лучшей форме, чем когда бы то ни было. Иногда кажется, что судят не ее — она сама. Два раза перебивала председательствующего… Ну, я пошел. Времени в обрез, перекушу и…

В дверях Плантель задержался. Неожиданно утратил самоуверенность.

— Значит, как договорились — вечером, если, конечно…

Утвердительный кивок.

— Алло! Хозяин?

Снова Ренке.

— Час от часу чище! Пену-Рато свирепствует. Если так пойдет дальше, на скамье подсудимых окажется полиция. Комиссар вне себя. Он был вызван уже дважды и давал показания таким тоном, что суду пришлось призвать его к порядку…

— Что вам, Марта?

В комнату, постучавшись, вошла прислуга.

— Мадам спрашивает, можете ли вы…

— Скажите мадам, что я прошу меня не беспокоить.

Наконец речь защитника.

— Алло!.. У Дворца правосудия собралось человек двести, не меньше.

Шесть вечера.

— Присяжные удалились на совещание…

Семь часов.

— Присяжные все еще совещаются. По-моему, это добрый знак. Председательствующий произнес небольшую речь, в которой подчеркнул, что в случае сомнения долг каждого из них…

Когда Жиль в последний раз снял трубку, он был уже на пределе.

— Да, слушаю.

— Жерардина Элуа оправдана. На улице настоящая манифестация. Половина собравшихся была на ее стороне…

Жиль оставался один еще десять минут. Он провел их за дядиным бюро, укладывая в кожаный портфель дела в желтых полукартонных папках.

Снова телефон.

— Да, тетя… Оправдана…

— Вы довольны, Жиль?

Он молча кивнул, забыв, что говорит по телефону.

— Алло! Почему не отвечаете?.. Если бы вы знали, как мне вас недостает!..

— Войдите.

В дверях появился Плантель. Жиль еще держал трубку.

— Доброй ночи, тетя!.. Да, как-нибудь на днях…

Заметив легкую улыбку на губах судовладельца, Жиль пожал плечами, взял портфель и бросил:

— Идемте.

Они ехали через непривычно оживленный город, и люди провожали глазами их машину. Вошли они к мэтру Эрвино не через контору, а через парадную.

В полутемной гостиной их уже ожидали нотариус, сенатор и Бабен.

— Подайте портвейн, Жозеф, и можете идти.

Жиль заметил, что, несмотря на лето, в камине горел огонь, как и в тот раз, когда он впервые попал сюда.

— Благодарю вас всех, господа, — сказал Жиль, кладя портфель на столик.

— Я полагаю, месье Мовуазен, что мы выполнили взятые на себя обязательства по отношению к…

Жиль посмотрел на нотариуса так, что тот осекся.

Затем Жиль раскрыл портфель, вытащил документы.

— Вы имели в виду вот это, месье Плантель?.. А вы это, месье Бабен? А вы это, месье Эрвино?..

Жиль понимал, что камин растоплен только ради этой церемонии. Он равнодушно бросил туда бумаги, и они тут же вспыхнули.

Эрвино направился к столику, на котором стоял портвейн и рюмки.

— Надеюсь, вы не откажетесь…

Но Жиль снова посмотрел на него, взял опустевший портфель и проронил:

— До свиданья!

Когда он вернулся на набережную Урсулинок, его поразила царившая в доме тишина. Гостиная была пуста. Жиль приоткрыл дверь в кухню.

— Мадам легла, — сообщила Марта.