На закате или на рассвете — и лучше на закате. Люди выходили из корабля в любое время и ни перед кем не отчитывались. Чаще всего гуляли на закате. Рано или поздно среди них окажется тот, кто ему нужен.
План Олсинта был прост. Дай человеку возможность убить, соблазни его этим шансом — но стреляй первым. Если убийца выживет, он заговорит. Если нет, сама его личность что-то скажет. Опасный способ, но у Олсинта не было другой возможности защитить свое растение.
День проходил за днем, а никто к нему не приближался. Олсинт мог замедлить выздоровление растения, и замедлял, но не слишком — чтобы не бросалось в глаза. Еще немного, и тянуть станет невозможно. На прямой вопрос капитана Олсинту пришлось признать, что к утру растение придет в наилучшее состояние из всех возможных.
На ночь он остался в ограде, понимая, что это — последний шанс. Стемнело, стали слышны голоса ночи. Огни корабля погасли, горели только фонари над растением. Олсинт предусмотрительно сел на самом краю освещенной площадки, чтобы его было видно, но трудно целиться.
За электрической оградой шмыгали зверьки. Они быстро научились не прикасаться к проволоке под током. Слышались и другие шаги — не звериные.
Олсинт тихо приподнял руку с фонариком. Прислушался. Кто-то крался через кусты. Надо было ждать. Тяжелое испытание для нервов — разыгрывать из себя наживку. Олсинт внезапно включил фонарь.
Человека наполовину скрывали кусты, так что лица Олсинт не рассмотрел, зато оружие в руке блестело даже сквозь листву.
— Сюрприз! — сказал Олсинт. — Даже не пытайся.
Человек остановился, но оружия не бросил.
Это Олсинту не понравилось. Он не узнавал пришельца. Сбеги тот в лес, Олсинт так ничего и не узнает. Он приподнял пистолет, приказал:
— Встань так, чтобы я тебя видел.
Человек не двигался — ждал, пока глаза привыкнут к свету, решил Олсинт. Рискуя прежде лишиться жизни. Олсинт поднял пистолет.
Выстрелить он не успел — красная птица бросилась ему в лицо, отчаянно вереща.
Фонарика он не выронил. Попробовал отмахнуться, но птица вцепилась в волосы. Ударить по ней Олсинт не успел — услышал шипящий хлопок газового ружья. Услышал сзади. Вот в чем его ошибка. Тот человек пришел не один. Он сделал один вдох и понял, что падает навзничь.
Очнулся он утром, от струившегося в глаза яркого солнечного света. Голова болела не от солнца. Впрочем, он мог радоваться, что тот или те прибегли к газу, а не к пулям. Кто бы
Встав, Олсинт шагнул к кораблю. Он успел сделать всего несколько шагов. Корабля на месте не было. Привалившись к дереву, он отчаянно озирался. Растение тоже исчезло.
Он трясущимися руками полез за сигаретой. Его растение унесли на корабль, пока он валялся без сознания. А его бросили на необитаемой планете.
На милой планете, но никому не нужной. Здесь никто не остановится — разве что понадобится оживить растение, а такое редко случается. Не одна жизнь пройдет, пока сюда заглянет следующий корабль.
Олсинт горестно уставился в яркую голубую даль. Засунул руки в карманы и сделал открытие — ему, по крайней мере, оставили пистолет и патроны. Прожить кое-как сумеет.
Вдали что-то свистнуло. Он вскинул голову. Кто-то еще остался? Ларейна?
Не может быть. Судя по направлению звука, Ларейна, если это была она, пряталась на ближайшем дереве. Но Ларейна не любила деревьев.
— Ричел Олсинт! — произнес громкий голос, на сей раз за спиной.
Он развернулся. Никого. Никого, кроме красной птицы на ветке. Олсинт опешил. Та самая красная птичка, что таинственно возникла и исчезала из его жизни. Если бы не она, он благополучно остался бы на корабле. Олсинт поднял пистолет.
Птичка, перепрыгивая с ноги на ногу, добралась до конца ветки.
— Птицы разговаривать не умеют, — проверещала она. — Птицы не разговаривают!
Ясно было, к чему она клонит.
— Раз ты разговариваешь, значит, не птица? — он не опускал ствола. — Тогда что ты такое?
— Я бы рассказала, — предложила птица. Она больше не скакала и хладнокровно разглядывала человека. Она была то красной, то синей. Цвета то и дело менялись.
Олсинт опустил пистолет, признавая свое поражение. Он не мог убить беззащитное существо просто ради убийства. То, что случилось — не ее вина.
— Напрасно ты так уверен, Ричел Олсинт. Напрасно ты так уверен.
Птичка разразилась пронзительной буйной трелью.
Он, онемев, глазел на нее. Не птица. Она либо читает мысли, либо ее научили с невероятной точностью выбрасывать самые подходящие к ситуации фразы.
— А ты как думаешь? — склонив головку, осведомилась птица.
Он уже думал о другом. Птица не надолго сумела его отвлечь.
— Меня бросили на необитаемом острове, — тускло пробормотал он.
— Такое уже случалось. И будет случаться, — прочирикала птица. — Не волнуйся, я здесь.
Так-то так, только лучше бы ее здесь не было.
— Там записка. Почему ты не читаешь, читаешь, читаешь? — пропела птица.
Пошарив глазами, он уловил солнечный блик на металле. Ему что-то оставили. Олиснт бросился туда — пробежать пришлось несколько сотен ярдов.
Да, там была записка. Он отчаянно вцепился в нее.