Так ответил Ромах на заданный вопрос. То, что его взгляд стал проникновенным, было истиной. Потому что малыш стал видеть то, чего не видел ранее!
Перед его взором двигались внутренние органы Ливьятана: очень сильные и плавные кости; мощный и вытянутый череп; большое количество позвонков, идущих от головы до конца его хвоста; кипящая кровь, быстро текущая по его толстым и упругим многоответвленным венам; жилы, связывающие весь его внутренний живой мир; огромную печень, фильтрующую всю его жизненную деятельность; грудное молоко, откладываемое в секретной части его живота; и вот оно, спрятанное от глаз и от разума самого Ливьятана, небольшое, но ритмично бьющееся сердце.
Ромах подумал в глубине своего разума, которая была недоступна никому, кроме Одного Всесильного и Всемогущего Бога Превечно Живого: «И все-таки у моего воспитателя есть сердце!» А затем произнес вслух: «Все хорошо! Все хорошо, мой воспитатель, и я очень рад, что все хорошо! Однако на твой вопрос я затрудняюсь ответить. Почему? Потому что сам не знаю ответ! Но думаю, что вместе мы постараемся найти истину. И ты обязательно мне в этом поможешь. Лишь одно могу сказать утвердительно! Теперь мне известно мое имя».
Яркое сияние, исходящее от ребенка, медленно угасало, однако совсем не исчезло. Ромах не ощущал голода, но решительно желал испытать вкус древесного листа и воды из родника, о которых сказал его новый друг Маим.
Сначала он нежно погладил ствол дерева, а затем не спеша сорвал с нижней ветки широкий зеленый лист. Положил его в рот и стал тщательно пережевывать. Ребенок не испытывал восторга от вкушения нового продукта, но ощущение прилива энергии во всем теле заставляло мальчика не выплевывать под ноги ту мякоть, которая постепенно приобретала другой вкус. Первоначальный горький привкус стал сладким. «Как вкусно!» – подумал Ромах и пошел к роднику. А там, открыв рот, заполнил его чистой и оживляющей водой. «Очень приятная вода!» – помыслил малыш и весь мокрый вышел из-под родника.
Ливьятан с интересом наблюдал за осознанными действиями своего подопечного. А затем спросил: «Понравилось ли тебе то, что ты сейчас вкусил и выпил?» Этим вопросом он вернул Ромаха из бытия парящего к реальному мировоззрению и продолжал, не дожидаясь ответа: «Готов ли мой светлый человек к началу обучения?»
Ответ ребенка заставил задуматься Ливьятана над временем, в котором теперь они оба пребывали! Ребенок говорил:
«У времени есть право руководить любым началом!
Во времени желая жить, к концу торопятся в начале!
Для времени построен путь от сотворения в начале!
За временем стоит Один, который был и будет над началом».
А затем Ромах продолжал, смотря в упор на своего воспитателя: «Ты говорил о моем отличии от других человеческих детей. Но никто из них не жил с тобою! Тогда каким образом тебе известны повадки, интересы, разговоры этих детей? Они не живут под водой, но как это ни странно, до моего слуха доносятся разнообразные голоса, речь которых понимается моим внутренним миром. Кто они?» И малыш замер в ожидании ответа.
Ливьятан, немного подумав, отвечал: «Глупость их по молодости их! Безумие их – продолжение ошибок их родителей! Они капризны и безудержны, потому что их эгоизм превышает реальную действительность человеческого сознания».
«Но ты не имел с ними контакта. Если так, тогда каким образом тебе известен их внутренний мир?» – последовал новый вопрос от Ромаха в сторону Ливьятана. И тот не замедлил с ответом: «Нечасто, но иногда мне приходится выходить к поверхности вод морей и больших рек. Над моей головой проплывают корабли, на которых присутствуют люди разных возрастов и абсолютно разных в мышлении и манере общения друг с другом. Их мысли и их разговоры в большинстве своем обнажают разнообразные стороны несовершенного материального мира. О чистоте духовного мира их разум молчит или надсмеивается, пребывая в пустоте злорадства. Мне не дано право на осуждение, и поэтому я пребываю в безразличии к человеческой жизнедеятельности». Ему желалось продолжить начатую беседу, но его голова почувствовала тяжесть и боль. Неожиданная остановка хода мыслей взволновала Ромаха, и он устремил свой проникновенный взор в голову Ливьятана.
Ребенок видел происходящее в разуме воспитателя, и до него доносились некоторые фразы из того, что укладывалось в разуме Ливьятана.