Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы

– Нет.

– Это плохо, Серов. Очень плохо… Человек, лишенный чувства благодарности, бездуховен… Конечно, особенно баловать крестьян не следует, но отмечать доброе дело – должно… Дайте им в подарок от генерала Иванова денег…

– Слушаю, товарищ Сталин… Сколько?

– Сто рублей, пожалуй, слишком много, – задумчиво ответил Сталин. – А вот тридцать передайте им от меня – в хозяйстве пригодится…

В ту пору буханка хлеба на рынке стоила пятьсот рублей…

По нынешнему пересчету цен этот подарок крестьянской семье выразился бы тридцатью копейками…

8

После того как операция «Багратион» с блеском закончилась, Советская Армия вышла к границам тридцать девятого года. (Константин Симонов, когда я спросил, отчего он не продолжил «Солдатами не рождаются», усмехнулся: «Я воевал за освобождение моей Родины. Все, что произошло потом, – новый цикл, с иными героями и потаенными целями, но писать его будет кто-то другой».)

Сталин пригласил на Ближнюю Дачу маршалов – решил устроить в их честь ужин.

Когда все съехались, Сталин приветствовал гостей в холле, пожал каждому руку; «остановившись перед Рокоссовским, задумался на мгновение, молча повернулся и вышел; военачальники переглянулись; Жуков ободряюще кивнул: «Сейчас вернется».

Сталин действительно вскоре вернулся с букетом роз, протянул их Рокоссовскому, глухо кашлянув:

– Это за то, что ему больше вас всех досталось.

Понимать эту фразу можно было двояко: либо Сталин говорил о тяжести боев (хотя Жукову доставалось не меньше), либо о том времени, когда маршала таскали на допросы, выбивая показания о принадлежности к «банде троцкистско-бухаринских шпионов и диверсантов».

Потом Сталин пригласил маршалов во двор, где стол был накрыт по-кавказски, под полосатым тентом; дымились карские шашлыки на углях, жарилась молодая козлятина, на старинных сковородках, привезенных с Кавказа, шипел желто-сливочный сулугуни.

Вино было из Тбилиси; бутылки опечатаны особым сургучом, что означало: «проверено, соответствует кондиции»; ЛСУК – «Лечебно-Санитарное Управление Кремля» – проверяло все, что подавалось на стол Верховному; потом, впрочем, была еще одна проверка, негласная, контролировавшая заключение медиков. Был на столе и коньяк «Варцихе»; водки стояло всего две бутылки (Сталин ее не пил, но знал, что Толбухин и Конев коньяк не очень-то любят, пусть себе порадуются «белой»).

Ужин удался на славу; хороший тост произнес Берия; он знал, что тост этот нравится Сталину, поэтому разыгрывал его в лицах: «Однажды юноша зашел на старое кладбище в горах и подивился надписям на крестах и могильных плитах: “Гиви Кварцхава, родился в девятисотом году, умер в девятьсот пятнадцатом, жил тринадцать лет”; “Ладо Гудиани, родился в восемьсот сорок пятом, умер в девятьсот двадцатом, жил сорок два дня”… Что такое, думает юноша?! Как такое может быть?! А навстречу ему шел седобородый мудрец в белых одеждах, с посохом. И обратился к нему юноша: “Скажите, уважаемый, отчего такие странные надписи на крестах?” – “Оттого, сын мой, – ответил седобородый мудрец, – что возраст людей в этом краю определяется не годами, прожитыми на земле, но часами дружбы!” Так выпьем же за дружбу наших маршалов, выдающихся военачальников эпохи гениального стратега наших побед Сталина!»

Рассказал свой любимый анекдот и Молотов: «Мужчина был в гостях, постоянно прикладывался к рюмочке, а жена, как и полагается всем женам, удерживала его: “Не надо да не надо!” В конце концов она взмолилась: “Ну хоть съешь что-нибудь! Вон, смотри-ка, хорошая булочка!” Ее муж покорно съел булочку и сразу же обвалился со стула, прошептав при этом: “Это твоя булочка виновата!”»

…Потом плясал Буденный.

Ах, как он плясал в восемнадцатом, когда собирались узким кругом; как шел Ворошилов; как же быстролетно время, как неудержимо уходит оно, словно песок сквозь пальцы…

…Сталин чувствовал, что вечер удался; редкое состояние спокойствия размягчило его, он откинулся на спинку кресла, чуть вытянул ногу и с прищурливой доброжелательностью обсматривал лица гостей: все свои, никакой затаенности, недоговоренности; случилось то, чего он столько лет добивался: наконец-то окружен гвардией, не кто-либо, но именно они передадут поколениям правду о том, что он, Сталин, сломал шею гитлеризму; конец – всему делу венец! Это еще надо будет посмотреть, по чьей вине случился сорок первый год; не сейчас, конечно, сейчас нельзя мешать людям делать их дело, но придет время, и мы найдем истинных виновников трагедии. Генерал Павлов – что? Сошка, мелюзга… Ворошилов не зря рассказывал, как он нашел его в Белоруссии, в июле, на проселке, под дубом, – ноги солнцу подставил, портянки сушил на глазах у всех… «А я ведь читал твои донесения, которые ты против меня сочинял, Павлов, – сказал ему тогда Клим. – Ты ведь сигнализировал на меня, псевдонимом подписывался, хотел под монастырь подвести, нехорошо…»