Говорят, что к ней привыкают, но теперь Локи с уверенностью мог бы сказать, что все эти россказни ложь. Если бы мог говорить. Слова с разбитых обожженных губ могут слететь только по желанию мучителя. Это Бог Безумия уяснил давно.
Дверь за спиной бесшумно распахивается и на стене, которую Локи изучил до мельчайших трещинок, проявляется отсвет факела.
Шаги незнакомые. Маг точно знает, что у него есть три постоянных мучителя: тот, что приходит чаще всех, имеющий склонность к мелким лезвиям, так легко вспарывающим кожу, второй, являющийся раза три в условную неделю и отдающий предпочтение огню и всяческим хитрым приспособлениям, раз за разом находящим самые болезненные точки истерзанного тела. И, наконец, третий. Он приходит реже всех и Локи этому несказанно рад. Да, его способы очень просты, единственное, что он пользует – короткий нож с широким лезвием. Но то, как он с ним управляется... Мага перетряхивает даже от одного легкого воспоминания о тускло блестящем лезвии, вспарывающем плоть.
Жаль, что бога убить гораздо тяжелей, чем простого человека. Сколько раз они вскрывали его живот, изрезав внутренности в кровавое месиво? Сколько раз лезвия впивались в грудь, заставляя выблевывать куски легких? Локи не смог бы сказать точно. Все смешалось в один непрекращающийся кровавый кошмар.
И вот сегодня, похоже, его ждет что-то новое. Судя по шагам, они прислали кого-то... уверенного в своих силах. Так, по крайней мере, кажется магу.
– Итак, Локи, сын Лафея, – низкий тихий голос заполняет, кажется, все пространство. – Я давно хотел увидеть кого-то подобного тебе. Все, кто когда-либо попадал к нам в оборот – сдавались после первого же дня. А ты... Сколько, по-твоему, ты здесь?
Бог Безумия сглатывает кровь, скопившуюся во рту, и хрипит:
– Явно... недостаточно, чтобы... ты и твои псы получили от меня... хоть что-то.
– Какое восхитительное упорство! – шершавая ладонь-лапа ложится на обожженное, едва начинающее подживать плечо. – Мои мальчики кромсают тебя так, что твоя сила едва успевает хоть немного залечить самые серьезные повреждения до следующего раза. Но ты только смеешься им в лицо. Твой хохот разносится по всей тюрьме. И даже некоторые мои воины просили у своих командиров перевода в другое крыло. Ради чего ты так мучаешь себя?
– Я – себя? – хватает сил даже на издевку в голосе. – Мучают меня твои... подчиненные.
– Если бы ты принял все мои условия, то вся боль, которую приносит твоя непокорность, закончилась бы в мгновение ока.