Он видит, как они летят (СИ)

– Так я перестаю слышать этих чертовых воронов, – шепчет Локи, отстраняясь, похоже, понимая, о чем сейчас подумал Бог Грома. – Я вижу сны, Тор. А не это...

– Ложись, – Тор осторожно укладывает его на подушки. – Все изменится, я обещаю.

Маг не отвечает. Поворачивается на бок, съеживаясь под одеялом. А Тор поднимается, натягивает одежду, накидывает походный плащ. И, уже уходя, забирает со столика все склянки с обезболивающим.

***

Отвести девчонку к конюшням, как Тор и предполагал, не составило труда. Естественно... Кто бы мог заподозрить правителя Асгарда в столь низком поступке, что он собирался совершить?

Девушка была явно польщена и испугана вниманием Бога Грома. Нежные щечки залил румянец, едва Тор выдавил из себя улыбку и попросил девушку следовать за собой.

Настолько мерзко Тор не чувствовал себя ни разу. Разве что после того, как... изнасиловал собственного брата.

Бездна забери!

Собственного брата! Изнасиловал и обрек на муки. Откуда в нем было столько ненависти?

Перед тем, как связать девушку, Тор вырубает ее ударом по затылку. Так легче. По крайней мере, он не будет смотреть в ее непонимающие, наполненные слезами глаза.

***

Громовержец подгоняет коня, как может, но день неумолимо клонится к закату. И Тору кажется, что чем ближе он к мрачной стене из железных деревьев, тем быстрее течет время, тем ближе ночь. А ведь успеть нужно до полуночи.

Загнанный конь уже хрипит, жалобно мычит что-то перекинутая через его круп связанная девушка. А Бог Грома уже не обращает внимания ни на что. Главной задачей, что вытесняет все мысли, становится быть как можно быстрее.

Стучит в висках.

Быстрее, быстрее, быстрее.

Словно безумная мантра, что шепчут губы площадного умалишенного.

Так что когда он дергает узду, останавливая коня у опушки, загнанное животное валится на колени, и Тор едва успевает соскочить наземь.

Сдергивает с взмыленного крупа вновь потерявшую сознание девушку, взваливает на плечо и почти бегом направляется к той самой тропе, по которой впервые вошел под сень Железного леса.

Но в этот раз все иначе.

В это раз здесь тихо. Ветер не тревожит железных ветвей, не скрипят проржавевшие стволы старых исполинов, не слышно даже перезвона острых, словно бритва, листьев.

Его словно ждут. Словно пропускают. И висит в воздухе что-то жуткое. Как загустевшая кровь, текущая по тускло блестящим стволам.

Скрипит под ногами пропитанная ржавчиной почва. И Тору вдруг кажется, что кто-то недобрый наблюдает за ним из-за каждого ствола. Что это вовсе не его, Тора, шаги, а того невидимого насмешника. Того, что провожает взглядом.

Хотя на это плевать. Главное, чтобы девчонка не очнулась раньше, чем он дойдет до нужного места.

Усеянная костьми поляна появляется неожиданно. Тор просто... оказывается на ней. Безымянный камень, возле которого застыли закутанные во все черное безмолвные призрачные фигуры, освещает лунный мертвенный свет. И эта тишина... Давящая, жуткая. Тор неосторожно наступает на истончившийся от времени, выбеленный ветром череп и вздрагивает от хруста, эхом разнесшегося по, кажется, всему лесу. И в ту же минуту у Камня возникает, словно из лунного сияния, уже знакомая высокая фигура в кипельно-белом длинном платье.

Остальные все так же безмолвно склоняются в поклонах. И тишину наполняет леденящее душу тихое пение. На грани слышимости, пробирающее насквозь этим заунывным звучанием.

– Мы, признаться, уже не чаяли, что придешь, сын Одина, – ведьма подступает совсем близко. – Видно, действительно черную страсть вселил в твою душу йотунский выродок.

– Я принес, что ты хотела, – глухо выговаривает Тор. – Теперь отдай обещанное.

– Не так сразу, сын Одина, – ведьма смеется, обнажая в оскале идеально ровные белые зубы. – Без ритуала твоя жертва бессмысленна.

– Ритуала? – громовержец физически ощущает, как леденеет в груди. – Ты ничего не говорила об этом. Я не...

– А откуда, по-твоему, я возьму глаза? – женщина снова скалится в этой жуткой улыбке, так похожей на... злую улыбку Локи. – Ничто нельзя сотворить из воздуха. Ее глаза станут его.

– Отродье, – выплевывает громовержец.

– Не смотри на сучок в глазу брата твоего, – со смешком отвечает ведьма. – Отродье здесь ты. Пожертвовал невинной душой ради йотунского выродка, на чьей совести тысячи смертей невинных людей. Не отмыть рук от невинной крови, не очистить запятнанную совесть.

– Замкни уста, – Бог Грома бережно опускает девушку на землю. – Не тебе судить моего брата.

– А кому? – ведьма с издевательским интересом склоняет голову набок. – Тебе? Нет... Твой суд предвзят. Отвратительная страсть затмила твой разум. Царь Асгарда.

– Не тяни, ведьма, – Тор отступает в сторону. – Делай, что должна.

– Как пожелаешь, сын Одина, – отвешивает ведьма издевательский поклон. И вдруг касается когтем кляпа во рту несчастной, превращая его в пыль. То же происходит и с повязкой на ее глазах. Девушка хрипит что-то невнятное, дергается, пытаясь подняться...

– Господин... – сорванный голосок едва слышен. – В чем я провинилась? Господин...

А ведьма вздергивает ее на колени, ставя лицом к Богу Грома: