Он видит, как они летят (СИ)

– Деревья в том лесу огромны. Их листья остры, как наконечники стрел, плоды подобны билам кистеней, а кора – как стальная броня, – напевно шепчет Локи, и его голос убаюкивает. – Вместо древесного сока по их стволам струится человеческая кровь. Стальные листья ржавеют и осыпаются, ржавчина питает здешнюю почву; корни деревьев жадно пьют подземные ручьи, по которым течет не вода, а расплавленное золото, – по коже от холодных пальцев словно расходятся волны: смывают боль, принося сладостную прохладу. – Множество троп переплелись в Железном лесу, и ведут они во все концы мира. Одна тропа ведет к трону, другая – к острогу, третья – к храму, четвертая – к плахе, и многие, многие тропы – к безымянному камню. Но самая длинная из троп ведет обратно к дому.

Кто побывал в Железном лесу, никогда не вернется оттуда прежним. Дорога через лес опасна: ветви качаются от ветра и хлещут путника стальными листьями, оставляя на его теле множество шрамов. Но если кто-нибудь пройдет через весь лес и останется жив, то сам станет прочным как сталь, но таким же холодным.

– К чему это? – Бог Грома едва ли не скулит от удовольствия под руками брата.

– Просто, – судя по голосу, Локи усмехается. – Легенду вспомнил. Спи.

***

Тор решился на визит к ведьме не сразу. Но день за днем, наблюдая за отчаянными попытками брата научиться жить в темноте, он все чаще думал о том, что должен сделать хоть что-то. И чем больше ширилось в груди черное чувство вины, тем чаще приходила мысль об искуплении.

В каждом движении, в каждом слове брата ему чудился упрек.

Множество раз Бог Грома пытался убедить себя, что Локи действительно заслужил это жестокое наказание. Что слепота уберегла и его, и людей от дальнейших разрушений. Что, в конце концов, именно то, что младший ослеп, позволило ему, Тору, оказаться так близко...

Но самоубеждение не спасало. И, просыпаясь посреди ночи, громовержец подолгу смотрел на изуродованные веки брата и все чаще думал о Железном Лесе. О том, что если легенды о том месте правдивы, то...

И в итоге все... случилось, как случилось.

В воздухе глухая холодная тишина. После всего, что случилось, Йотунхейм превратился в руины. Все здесь словно... дышит разрухой. И чем дальше громовержец продвигается, чем ближе подходит к темнеющей стене деревьев, тем ближе подступает страх. И когда Бог Грома оказывается на узкой тропе, ведущей в полумрак под сенью скрежещущих корявых ветвей, в груди уже холодно. Мелькает даже позорная мысль отступиться. Но Тор вдруг вспоминает, как могли блестеть зеленые глаза брата. А еще вспоминается тот тихий всхлип, который он услышал перед тем, как задвинуть камень. И ему вдруг представляется, что брат смотрит на него не со злобой, а с любовью. И в зеленых глаза благодарность.

Первый шаг вглубь леса дается совсем легко.

А потом... Это кровь. Настоящая густая кровь, которая стекается по железным стволам. Капает с ветвей. И Тор безотчетно стирает влагу с лица. А когда опускает руку – случайно зацепляется плечом о ветку. И едва не вскрикивает от боли: острый край металлического листка глубоко вспорол кожу. По руке струится кровь.

И первый порыв ветра. Он заставляет упасть на землю, спасаясь от острых, словно бритва, листьев. Но спине достается все равно. Рубаха изорвана в клочья, порезы дергает болью.

Но остановиться сейчас, это Тор отчего-то прекрасно понимает, нельзя. Может, понять это помогают выбеленные временем кости?