Она доведена до отчаяния

Две ночи я спала одна у себя, успокаивая расстроившийся от нервов желудок «Тамсом». В четверг мне на работу доставили дюжину желтых роз, а на карточке значилось: «Люби нас. С любовью, мы». Я поставила розы в кофейник на своей кассе, и целый день покупатели говорили мне, что букет прекрасный. Когда я перехватывала взгляды других кассирш, они резко отворачивались.

В ту ночь Данте захотел секса на полу, а не в кровати. Он был груб и бесцеремонен, даже причинял мне боль, но я молчала, благодарная за его любовь, как бы он ее ни выражал.

– Эй, Домоводство, – заговорил он позже, – по шкале от одного до пяти на сколько ты оцениваешь меня как любовника?

Он подвел меня к зеркалу и заставил нас обоих в него посмотреть. В ожидании ответа он меня лапал.

– На пять с плюсом, – ответила я. – Даже на шесть.

Он поглядел на себя, закрыл глаза и улыбнулся.

Ночью я лежала в постели без сна и дрожала – я была так близка к тому, чтобы открыть ему правду! Но тогда я бы его потеряла. Две ночи без Данте встряхнули меня и привели в чувство. Он любил свою Домоводство, а не ожиревшую сумасшедшую Долорес, лгунью, воровку писем, выбросившегося на пляж кита-самоубийцу.

На некоторое время он снова стал нежным и веселым, каким был летом.

– Но что я буду там делать? Я не умею устанавливать дисциплину, – начала упираться я, когда Данте сообщил, что вызвался помогать и от моего имени тоже. Полный спортзал старшеклассников меня вовсе не привлекал.

– Да ничего сложного, совершай обход уборных, как тюремная надзирательница, заставляй дунуть в трубочку на входе…

– Данте, я серьезно!

– Не парься, – сказал он, целуя меня. – Квалификации у тебя больше чем достаточно.

За нарядное платье в моем гардеробе могло сойти разве что цветастое муˊму, поэтому я одолжила «Фольксваген» Данте и поехала в Бёрлингтон закупаться. Отчасти это даже забавно, решила я: все-таки попаду на вечеринку старшеклассников.

Наряд я нашла в магазине, которым владели две пожилые сестры, обе в очках, висевших на золотых цепочках. Платье стало неожиданным выбором – смелое и слишком дорогое, и у меня целый день ушел на хождение по магазинам, прежде чем я наконец вернулась к сестрам и сдалась этому платью.

Легкое, приглушенно-синего цвета с серебряной нитью, с расшитым бусинами лифом, платье делало меня похожей на цыганку. Благодаря уговорам сестер я решилась на примерку. Десятый размер сидел лучше, чем двенадцатый.

– Фанни, ты только посмотри! – воскликнула одна из сестер, когда я вышла из примерочной.

Фанни надела очки.

– Сногсшибательно! Я говорю это всем покупательницам, но сейчас ничуть не преувеличиваю.

– И юбка села прекрасно, – добавила ее сестра. – Покрутитесь!

Я засмеялась, отворачиваясь от большого зеркала.

– Не упрямьтесь, – настаивала одна из хозяек магазина. – Ну же, покрутитесь!

Я покрутилась. Сперва медленно, затем быстрее. Складки разошлись, подол приподнялся и расширился – я стала похожа на «утреннее сияние»[24]. «Вы молодая красивая женщина», – услышала я голос доктора Шоу. Сейчас он, наконец, оказался прав.

Сестры зааплодировали, и мы втроем рассмеялись. Мне очень захотелось, чтобы меня увидела мама.

В примерочной я стянула платье через голову, повесила на плечики – и замерла. На поверхности затрепетало некое сознание, от которого головокружение продолжало накатывать волнами. В голове образовалась суматоха. Я сунула пальцы под эластик лифчика и пощупала груди. Они отозвались на прикосновение по-новому – болезненно и чувственно. Догадка ударила меня как молотком – я съехала на пол по стене примерочной.

– Мы уж думали, вы там в обморок упали, – пошутила Фанни.

– Знаете, что? – сказала я. – Кажется, я беременна.

Они снова зааплодировали. Фанни достала бумажник и показала мне фотографии своих внуков. Как я ехала обратно в Монпелье, я не помню.

Тошнота началась через неделю.

– Можем выписать вам бендектин от дурноты, – предложила мне врач.

Я грызла соленые крекеры и проглатывала крохотные кусочки банана в надежде, что желудок их не заметит. Данте я сказала, что в магазине ходит желудочный грипп. За кассой я старалась не смотреть на еду, которая проезжала мимо меня на ленте. В перерывах начала открывать окно проветрить комнату от табачного дыма и усаживалась подышать свежим воздухом, задрав ноги. Я спрятала бутылку игристого красного вина в корзине для белья, чтобы отпраздновать событие, когда сообщу Данте новость. К шестой неделе я сознательно упустила уже несколько возможностей для разговора.

На школьный бал Данте оделся в обычный учительский прикид – джинсы «Левис», голубую рубашку, коричневый твидовый пиджак и ни к чему не подходящий галстук. Я велела ему сидеть у себя, пока доставала новое платье из пластикового пакета. Я пряталась от него, как невеста. В тот день меня еще ни разу не вырвало. Заветная бутылка ожидала своего часа в холодильнике.

– Ух ты! – воскликнул Данте при виде меня. Я немного потратилась и купила подходящие заколки со стразами, а еще зашла на макияж к «Chez Jolie».

– Правда, я красивая в этом платье? – спросила я. От его ответа зависело будущее троих людей.