Она Мальвина (СИ)

Карабас-Барабас рявкал и топал ногами. Он считал, что глиняная кукла хоть и обогащала его, но требовала от него слишком много. Ему приходилось покупать жареное мясо не только для себя, но и для Мальвины, и для Пьеро, Арлекина и Артемона. К его сараю по утрам приходил торговец хлебом и у него покупался не только хлеб, но и горячие булочки для Мальвины и её друзей. Появлялась молочница, сам Карабас-Барабас терпеть не мог молоко, а вынужден был заказывать его утром и вечером для Мальвины, двух деревянных актёров и больше всего — для пуделя. И масло, и творог — всё для этой четвёрки, которая хоть и приносила доходы, но была ненавистна Карабасу-Барабасу, как и всё живое было отвратительно его тёмной нечистой душе. Но этим не ограничивались расходы. У кондитера Мальвина заказывала брать какао и пирожные; у зеленщика — свежие овощи; у торговца фруктами — апельсины, виноград и груши. Вот сколько трат шло на актёров, это ещё не считая того, что Мальвина требовала для себя и своих друзей новые одежды.

И хоть доходы, что приносила Мальвина, во много раз превышали затраты на неё, жадность Карабаса-Барабаса душила его и омрачала жизнь. ” — Как же я ненавижу этих кукол! — размышлял он. — Но я вынужден зависеть от них в этом гнусном несовершенном мире. Вот если бы мне раздобыть золотой ключик и дверь в другой мир, где я наверняка мог бы получить безграничную власть над многими, тогда я был бы по-настоящему счастлив! Эх, что бы я не дал за этот ключик!»

Следующий день оказался ещё более тяжёлым: зрителей явилось ещё меньше, их количество заполняло всего лишь треть зала.

После представления Карабас-Барабас едва добрался до сарая и свалился на пол. С ним случилась самая настоящая истерика. Он катался по полу, сучил ногами и ревел самыми настоящими слезами. Куклы, сидевшие в сундуке, припадали к дыркам в стенках и с удивлением смотрели, как этот грозный страшный человек ревел, как капризный ребёнок. Пьеро и Арлекин, обнявшись, в ужасе забились в угол. Артемон ощетинился. Мальвина наблюдала за его страданиями из-за розовой занавески и догадывалась, что скоро это бородатое чудовище будет вынужден пойти на уступки.

========== Глава 22. Поворот к светлой стороне ==========

Здравый смысл взял верх над Карабасом-Барабасом и он всё-таки приобрёл для Мальвины несколько книг, тетрадки, чернильницы и прочее. И болезнь куклы пошла на убыль.

Мальвина снова выступала в балагане, а по вечерам читала куклам книжки.

Карабаса-Барабас по вечерам покидал сарай, чтобы проследить, как рабочие в течении дня потрудились над зданием театра. Он придирался, указывал, кричал, спорил до поздней ночи и куклам это было на руку, всё меньше видели его опостылевшую бородатую физиономию.

Когда Мальвина в первый раз собрала их, сев поудобнее в кресло, а их усадила перед собой на пол и объявила, что будет им читать. Они сначала заныли, что они так устали за день, что они так трудились и лучше бы им сейчас выпить по стаканчику молока, вкус которого они забыли и съесть по ломтику хлеба, который они когда-то ели в доме дядюшки Джоакино.

Но когда Мальвина начала читать своим звонким голоском, выразительно, чётко и душевно, деревянные куклы поневоле заслушались. Жизнь их в сарае Карабаса-Барабаса напоминала ад, в ней не было абсолютно никакого просвета. Ночь напролёт и часть дня они проводили в тёмном сундуке, свет в который проникал только в маленькие дырочки; в эти дырочки заходил и воздух, но всё равно было душно; но особенно угнетала теснота. Куклы не могли отдохнуть, вытянуться, не выложив на кого-то свои ноги и головы, кого-то это сильно раздражало, начиналась ругань, пинки, пихание кулаками, плачь. Когда куклы начали было просить Карабаса-Барабаса, чтобы он смиловался и не держал их в такой тесноте, он прорычал:

— Ах, вам плохо в сундуке, слишком тесно? Отлично. Я сделаю, чтобы вам было попросторнее. Теперь я каждый вечер на ночь буду по очереди вешать двоих из вас на гвозди — другим будет больше места в сундуке!

Хуже, чем в сундуке, было ночевать только на гвозде. Дыхание спирало от страха упасть и рассыпаться на щепки, ударившись о кирпичи, спать было невозможно, висевший на гвозде дрожал от страха до самого утра, обливался слезами, ощущая себя на грани потери рассудка. К этому было невозможно привыкнуть.

И всё остальное — варёная крупа без соли и масла, тяжёлый труд, страх перед плёткой, безысходность, ужас перед смертью делали жизнь похожей на какое-то неземное измерение, принадлежавшее тёмной непобедимой силе.

И теперь, когда Мальвина начала читать вслух о какой-то другой жизни, куклы словно перелетели на какое-то время в другой мир из ада, в котором они существовали и ощутили облегчение. Мальвина время от времени переставала читать и поднимала глаза на кукол. И не узнавала их. Их лица были одухотворёнными, глаза наполнены каким-то живым умным огнём, крупные уши как будто сильно оттопырились в жажде слушать. Только Дьяволино и Прозерпина из-за спин других кукол смотрели исподлобья злобными волчьими глазищами.

Когда Мальвина окончила чтение, куклы разом заговорили: