Она уходит по-английски (СИ)

На следующий день пришли результаты биопсии. Клеточное отторжение второго уровня по какой-то там градации. Меня это очень встревожило, думаю, как и врачей. Срочно поставили три капельницы с метилпреднизолоном по пятьсот миллилитров каждая. Этот гормон должен был подавить все начавшиеся губительные процессы. Как только жидкость потекла по моим венам, в районе шеи, паха, подмышек стало жарко, и появился зуд.

Врач сказала, что отторжение есть, но оно не критичное. По ее словам самое опасное отторжение происходит в первый час после пересадки, в первый день, месяц, год. Острое отторжение практически нельзя поймать. А у меня оно сейчас как бы в хронической фазе. Фоновое. Увеличим дозу иммуносупрессантов и все.

Меня это не сильно успокоило. Жар был сильный. Горело все тело. Я попросил отца положить мне смоченную водой тряпочку на лоб, но не прошло и пяти минут, как она высохла. Он начал менять ее каждые пять-десять минут. Обтирал также мне ноги, ступни, которые горели еще сильней. Я даже нарушил норму по воде, выпив залпом двести миллилитров, попросив списать их уже за счет следующего дня.

Ближе к одиннадцати вечера, когда закончилась первая пластмассовая фляга, и сестра поставила вторую, на телефон пришли три новых сообщения. Два от Степана, который желал здоровья и выздоровления, а также интересовался, когда можно будет навестить, а третье от тещи:

"Дорогой, Максим, мы так опечалены известием о твоем здоровье. Вставай быстрее на ноги, ты нужен нам живой и здоровый. Катенька все нам рассказала. Это ужасно, что молодые люди могут так болеть. Ну, ничего, ты поправляйся и приезжай к нам на дачу. Впереди весна и лето. Будет много витаминов. Все будет хорошо. Как я понимаю, работу ты потерял, поэтому уже сейчас начинай задумываться о том, как будешь кормить семью. Нужно будет искать новую работу. Поправляйся быстрей и приезжай к нам. Ждем. Целуем".

- Вот зараза!

- Что?! - вскочил отец, который немного уже задремал на кушетке рядом. - Ты чего? Что случилось?

- Да разве я матерюсь, пап. Тут никого мата не хватит. У меня на него и сил нет. Это теща мне желает скорейшего выздоровления и быстрей начать искать новую работу. Как тебе? Что я говорил?

- Пошли ты ее.

Я написал ответное письмо, в котором сказал спасибо за пожелания и попросил не вмешиваться в мою жизнь. Что сейчас мне не до этого совсем. Сообщение хоть и было электронным, но энергия тоже передавалась на расстоянии. Ответ не заставил себя ждать. Он содержал несколько эмоциональных высказываний и претензий. Я еще раз убедился, что в моей теще человеческого немного. Отвечать даже не стал. Но не прошло и двух минут, как позвонила жена. Радости от этого звонка впервые за годы я не испытывал:

- Алло.

- Да.

- Ты чего мою мать оскорбляешь? Она этого не заслужила.

- Здравствуй, дорогая. Ты дома? Через недельку мне разрешат посещения.

- Знаешь, Максим, ты неправильно себя ведешь. Может тебя там твоя мама науськала? Но моя мать не заслужила такого обращения. Вспомни, сколько мои родители для тебя сделали.

- Мне плохо сейчас. У меня отторжение началось. Я под капельницей. Я читал твое сообщение. Моя мама тут ни при чем. А перед твоей мамой извиняться не собираюсь. Она не права. Да и, по сути, я ничего такого ей не сказал. Просто попросил не лезть с советами сейчас.

- Да пошел ты знаешь куда. Я места себе не находила все эти дни. К Матроне очередь отстояла по совету людей. Не ела, не спала, а ты такой монетой платишь нам?

И повесила трубку. Я был в шоке. Моя жена, конечно, всегда была эмоциональной, но чтобы до такой степени. У меня складывалось впечатление, что мы живем в разных вселенных и что это не я лежу с пересаженным сердцем, а кто-то другой. Они вообще адекватные люди, впервые задумался я?

Не знаю, то ли на фоне операции или моего скверного самочувствия, но я как-то стал трезво смотреть на два года нашей совместной с Катей жизни.

- Что я видел с ней? Что чувствовал? Любовь? Да и что такое любовь? Не была ли это иллюзия? Сон? Что я вижу сейчас? Меня истерически шлют куда-то. Я не потяну теперь ее капризы и нервы, а она не потянет тягости жизни со мной. Но смогу ли я без нее жить?

- Не сможешь, конечно. Ты болен ею, помнишь?

- Ничего я не болен. Я люблю ее просто, но разве так дальше можно жить? Третьего шанса точно не будет. Нужно сворачивать с этой дороги или разворачиваться, даже не знаю, как правильней сказать.

- Зачем? Тебе с ней хорошо было?

- Ну да было.

- Так чего тебе еще нужно?

- Чтобы она была рядом.

Что-то стукнулось в окно. Я посмотрел. За окном опять сидела та самая толстая ворона.

- Пап, слушай, опусти жалюзи.

Отец встал с кушетки, подошел к окну и опустил.

- Кстати, жене твоей машину, кажется, новую дали, - сказал он, ложась обратно. - Черную. Представительская такая. Большая. Хорошо живут они там, видимо.

- Представительская черная? Быть этого не может. У медицинских представителей только серебристые кузова. Черные большие, как ты говоришь, лишь у начальства.

- Ну, не знаю. Я видел, как она выходила из такой машины возле подъезда. Я как раз с цеха возвращался.