One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

Едва The Ronettes вошли, как Джон, Джордж и Ринго устремились к ним и принялись осыпать комплиментами. «У тебя самый классный голос, — сказал Джордж Ронни Беннетт[218], солистке. — Мы, как его услышали, сразу полюбили». Джон, обычно скупой на похвалу, тоже не сдержался. «Офигительно поете», — сказал он.

«Они всё нахваливали наши длинные черные волосы, нашу потрясающую внешность, — вспоминала Ронни. — Да и мы, собственно, неплохо провели время».

Они стали танцевать под песни The Ronettes : «Be My Baby», «Baby, I Love You», «I Saw Mommy Kissing Santa Claus»[219]. Весь вечер девчонки с удовольствием показывали битлам модные в Америке движения: пони, джерк, нитти-гритти. Джон, совсем не любитель танцев, охотно внимал наставлениям Ронни. «Всякий раз, как мы начинали танцевать, Джон подходил ко мне и говорил: «Я вроде не до конца просек, как надо, Ронни. Мне бы еще урок». Я почти сразу поняла, что ему нравлюсь».

Джордж, в свою очередь, ясно показал, что ему приглянулась старшая сестра Ронни, Эстель. «Мы были молоды, к тому же в чужой стране, вот и решили развлечься, ведь наши парни остались дома», — вспоминала Ронни, чей скорый на расправу ухажер, музыкальный продюсер Фил Спектор[220], тоже находился на безопасном расстоянии, в Америке.

Ночь шла, Джордж с Эстель куда-то запропастились, а Ронни позволила Джону устроить ей тур по дому. Интерьер ее впечатлил: «В каждой комнате старинные вазы и картины». Наверху Джон принялся дергать за ручки дверей. Ронни сообразила, что он ищет, где бы с ней уединиться. «Наконец Джон отыскал незапертую дверь, и мы вошли в нее. В комнате было так темно, что мы даже не заметили, что на кровати сидят Джордж с Эстель. «Упс! Простите, ребята!» — сказала я». Наконец они отыскали свободную комнату, сели на банкетку у окна и стали смотреть на «сказочную панораму огней и башен, простиравшуюся до бесконечности». В этой романтической обстановке Ронни спросила:

— Ну и как тебе все это?

— Ну, тут сквозняки, и банкетка жесткая — заду больно.

— Я не о том. Я про то, каково быть знаменитым?

— А, это… Серьезный вопрос. Надо бы покурить.

И они заговорили о славе. Джон вспоминал, как битлы сидели в кафешках и фантазировали о будущем:

«— Мы жевали бутеры с джемом, приговаривая: «Вот получим контракт со студией, и все изменится. Будем ездить на лимузинах с шоферами и до конца жизни забудем про бутеры с джемом!» А потом подписали контракт со студией, и знаешь что?

— Ничего не изменилось?

— А вот и нет. Все сбылось: жизнь изменилась. Ездим на лимузинах с шоферами и больше не едим бутеров с джемом. Как вспомню — так блевать тянет».

Ронни слушала и думала: уж не из этих ли Джон, «глубоких мыслителей, вроде Фила»? А еще она заметила, что нравится Джону «не только из-за голоса». И когда он поцеловал ее, она «даже на секунду забыла о Филе».

О поцелуях Ронни пела часто, все-таки жанр обязывает — «I’ll make you happy, baby, just wait and see. For every kiss you give me, I’ll give you three»[221], — но в жизни у нее дальше поцелуев дело не заходило. «Понимаю, сейчас в это трудно поверить, но с мальчиками я всегда ограничивалась поцелуями в губы, даже с Филом. Меня привлекала романтическая сторона отношений, а секс так и оставался загадкой. Однако, судя по тому, как развивались события на банкетке, долго так не продлилось бы». Целуя Ронни, Джон стал трогать ее «в тех местах, о наличии которых я даже не подозревала». Затем он обхватил ее за талию и начал подталкивать к огромной кровати, но тут Ронни вспомнила о Филе, резко уперлась ногами в ковер, и Джон, не устояв, упал на пол.

— Может, вернемся на вечеринку? — предложила Ронни.

Эстель и Ронни сходили на несколько парных свиданий с Джорджем и Джоном. Ронни заинтриговало то, как благоговеют эти два битла перед звездами; они постоянно просили рассказать побольше об американских певцах и музыкантах: «Расскажите про The Temptations !..[222] А какой на самом деле Бен Кинг?»[223]

Как-то вечером Джордж с Джоном забирали Эстель и Ронни из вестибюля отеля «Стрэнд пaлас». Увидев, что девушек провожает мать, Джон растерялся и тоже пригласил ее на ужин, о чем горько пожалел, потому что та радостно ответила: «Отличная мысль! Погодите, я возьму сумочку».

Вечер прошел очень неловко, даже для Ронни. «В присутствии матери особо не поговоришь. А сама она за вечер не сказала ни слова. Только сидела и таращилась на нас».