Они были мелкие и золотокрылые

Она очень хотела расспросить об этом подробнее, но… Помешал ворвавшийся к ним профессор Захаров.

Словно сквозь туман Зарина услышала, как он ругался из-за того, что ему пришлось вычищать за ней все сведения о сегодняшней прогулке, пофиксенной гостиничными ботами… Кажется, он говорил что-то ещё. Слова растягивались в невнятный гул. «Спя-я-я-я-щи-и-и-и-и-й-й-й А-а-а-а-к-к-к…» Зарина наконец заснула.

Заснула. Она заснула. Она и сейчас спит?

От раздумий отвлекает женская фигура, возникшая в конце аллеи. Зарина присматривается. Незнакомка, одетая в бирюзовое пальто нараспашку и такого же цвета платье, стоит, засунув руки в карманы, и смотрит на неё надменно и даже с упрёком. Волосы до плеч, чёрные со светлыми прядями и вьющиеся, тёмно-зелёные глаза, поджатые губы… Знакомое лицо. Слишком знакомое.

– Самка пышнохвоста, это же я! – выдыхает Зарина и пятится. – Только причёска другая. – Она бросается наутёк.

Дама на алее не движется, лишь стоит и смотрит вслед. Зарина же, пробежав несколько метров, с криком замирает. Дорогу ей переходит новая барышня – в красном длинном пальто, плотно застёгнутом, и с короткими черными волосами, на этот раз – точная её копия!

Зарина боится пошевелиться, но вторая «Я», в отличие от первой, даже не глядит в её сторону и вскоре скрывается в парке. А ей на смену из-за деревьев уже выходят две новые «Я». Одна – в коротком рыжем полушубке, чёрных штанах в обтяжку и в высоких сапогах на каблуках-шпильках, вторая – в простой синей куртке и вязаной шапке, вроде тех, что носят на третьей полосе. Они идут навстречу друг другу, затем обе шагают к Зарине. «Я» в полушубке небрежно помахивает длинным мундштуком с тонкой сигареткой. Чёрные кудри разметались по рыжему меху.

«Я же никогда не курила», – подумала Зарина. За спиной раздаётся хруст ветки – на лавочку присаживается ещё одна «Я» в жёлтом пончо и задумчиво смотрит поверх головы.

Никто не произносит ни слова.

Зарина пятится от предыдущих двух «Я». Бежать? Куда? Бежать ли? Безмолвие парка взрывает пронзительный крик:

– Я! Я! Я! – к ней со всех ног мчится очередная «Я», взлохмаченная, вся в синяках и царапинах, в изорванном тряпье и, судя по всему, давно не мытая, на голом плече красуется татуировка: «Салон О.Фила».

– Йааааааааа! – вопит прищелица, протягивая руки. Во рту у неё не хватает зубов. Подбитый глаз закрыт, второй горит безумным огнём.

Зарина в панике мчится прочь. И это – «приятные сновидения»?! Гандз, отключи меня!..

Но Гандз не слышит…

Она бежит, не разбирая дороги, не оглядываясь, понятия не имея, преследуют ли её. Бежит, пока не натыкается на уже знакомую процессию из связанных одной верёвкой стариков, бредущих непонятно куда. На этот раз она видит и сопровождающих – людей с короткими дубинками в руках и револьверами за поясом, идущими впереди, позади и по бокам странного шествия. А ещё видит своего аспиранта, Виктора, выскочившего вдруг из ниоткуда и бросившегося к старикам – в одном он узнал родного деда. Видит, как удивлённо поворачиваются к нему люди с оружием, смеясь, пытаются урезонить.

«На кой тебе чувствующие старцы? От них толку – ноль! Ни перевоспитаешь, ни удовольствия не получишь. Хотя, если тебя всё же интересует последнее, подай заявление. Но по своему опыту скажу, молодое мясо лучше, слишком уж быстро эти бабки…»

Виктор ревет и кидается к деду. Вырывает дубинку у оторопевшего охранника и лупит ею по лицу другого, напавшего на него.

Зарина кричит, но её никто не слышит. Она пытается в суматохе развязать кого-то из стариков, но пальцы проходят сквозь верёвки. Её здесь нет, её не видит и не слышит никто, кроме кучки «Я», молчаливо сгрудившихся неподалёку – надменных, равнодушных, насмешливых, изодранных и надеющихся, – зато она видит всё…

Виктора валят на землю и осыпают градом ударов. У него заплывает глаз, но он всё ещё отбивается, не даёт скрутить себя по ногам и рукам, и даже умудряется врезать кому-то между ног, продолжая выкрикивать имя деда.

В конце концов, один охранник, зло ругаясь, достаёт револьвер. Гремит выстрел.

– Легко отделался, гадёныш, – сплёвывает второй. – Нельзя было убивать. В салоне для таких отдельные роли заготовлены.

– Время теряли только, – цедит первый, засовывая револьвер за пояс. – Шагаем.

И плачет беззвучно сгорбленный дед…

– Ты был лучше меня, – шепчет Зарина, глядя на бывшего аспиранта.

Она зажмуривается, молясь проснуться.

А открыв глаза, обнаруживает себя в кафе на краю парка. Столики пустуют. За прилавком – тоже никого. И всё же рядом кто-то есть.

Зарина медленно оборачивается.

За спиной стоит очередная «Я», одетая в бордовое вязаное платье, и напрочь отрезает путь к выходу. У неё – волнистые длинные волосы цвета тёмной меди, ярко-зелёные глаза смотрят со спокойной грустью, пришелица совершенно не похожа на предыдущие копии, да и на оригинал – не вполне, и всё же, несомненно, это – «Я».

В который раз Зарина дико мечтает проснуться.

Ноябрь-декабрь, 41 год н.к.э., Эдуард

Он не мог уйти, не поговорив с ней.