Они были не одни

Рако Ферра тоже не улыбалось предложение Мустафы.

— Отправляйся с пойяком, а мне нужно похлопотать по хозяйству.

Кара Мустафа не настаивал. Он опоясался патронташем, взял в правую руку ружье, сунул в рот трубку и, захватив с собой пойяка, двинулся в путь.

Переходя с межи на межу, они добрались до поля Залле.

— Послушай, надо бы в роще пошарить: не прячут ли там мужики снопы? Смотри же, не забудь!

— Будет исполнено, эфенди!

Девушки, едва увидели Лешего и пойяка, сразу оборвали песню и, встревоженные, стали о чем-то шептаться…

— Что же вы замолчали, голоса лишились, что ли? Пойте же! Повторите еще раз, чтобы лучше запомнить слова. А что до опингов, так я каждой из вас починю, если они у вас порвались. Ну, давайте петь, — раздался громкий голос Гьики.

Он сидел в сторонке и тачал шилом порванный опинг. Рядом с ним, с малюткой на руках, сидела его жена Рина. Ребенок тянулся к матери и обнимал ее своими маленькими пухлыми ручонками.

Но девушки словно онемели.

— Ну, что же вы? Или уже успели позабыть? Вот как начинается песня… — и Гьика запел:

Нынче Дритас с беем в ссоре…

— Эй, Гьика! Что ты здесь делаешь? — перебил его пойяк.

Гьика хотел было встать, но раздумал. Бросив пренебрежительный взгляд на подошедших, он сделал вид, что ищет упавшее на землю шило, и спокойно ответил:

— Разве не видишь? Чиню опинги!

Между тем девушки одна за другой разошлись в разные стороны. Гьика и его жена остались наедине с непрошеными гостями. Гьика продолжал чинить опинги.

Кара Мустафа взглянул на молодую женщину.

«Красивая баба!» — подумал он.

Ребенок потянулся ручонками к серебряной цепочке и патронташу на груди кьяхи. Тот улыбнулся, обнажив свои клыки, и наклонился к ребенку: ему хотелось поближе посмотреть в лицо красивой матери. Но, увидев перед собой рожу Кара Мустафы, мальчик испугался и разразился громким плачем.

Кара Мустафа скривил губы. «И из этого вырастет такой же разбойник, как и его отец!» — решил он. Посмотрел по сторонам, и снова взгляд его устремился к Рине. Хотел найти какой-нибудь предлог, чтобы завязать беседу и побыть около нее подольше, но ничего не придумал. А этот наглый мужик сидел, скрестив ноги, словно ему и дела никакого, что перед ним кьяхи бея! Но он не решился как следует отругать Гьику — оробел, словно эта ясноглазая красавица околдовала его. Мустафа подмигнул своему спутнику: пойдем дальше!

— Прощай, Гьика! Счастливо оставаться! — сказал пойяк.

— Счастливого пути! Ах, забыл предложить вам сигарету! — крикнул им вслед Гьика, когда они уже отошли довольно далеко.

— Каков наглец! Как задирает нос! Даже не поднялся с места при моем приближении!.. Но я еще ему покажу, голову сверну этой свинье!.. — возмущался и грозился Леший, возвратившись под чинару, где его дожидались приятели.

— Ты еще услышишь о нем! — сказал Яшар, протирая глаза после сна.

— Давно пора за него взяться! — со своей стороны заметил Рако.

— Пусть только осмелится!.. Не знаю, как я удержался и не набил ему морду. Не будь там женщины, я бы это сделал. Но, даю вам слово, скоро он будет в струнку вытягиваться, едва меня завидит на расстоянии пятидесяти шагов! Меня зовут Кара Мустафа, и я из Мокры! — закончил разгневанный Леший, ударив себя кулаком в грудь.

Кьяхи снова двинулись в обход. Почти все крестьяне в это время обедали. Кьяхи подошли к участку Зизела. Пятнадцать человек — мужчины, женщины и дети — сидели в кругу и ели. У каждого в руке был кусок кукурузного хлеба, немного творога и лук. К этому — соль и перец. Почувствовав запах лука, кьяхи сморщили носы.

— Просим с нами откушать! — обратился к пришедшим глава семьи Зизел, и все его домочадцы приподнялись со своих мест.

— Спасибо, спасибо! — поблагодарили кьяхи, приложив руки к груди, и тут же отправились дальше — на участок Боко.

Семья Боко состояла из семи душ — четырех женщин, двоих мужчин и ребенка. Ребенок, у которого рот был набит кукурузным хлебом, увидев кьяхи, задрожал от страха и спрятался за спину матери.

— Обедаете? — спросил Леший, покручивая усы.

— С твоего соизволения, обедаем, кьяхи эфенди! Окажи честь, откушай с нами! — ответил Боко.

— Спасибо, спасибо! Ешьте себе на здоровье! — отказались от угощения кьяхи и, заткнув пальцами носы, пошли дальше.

Так побывали они на полях и Мало, и Шемо, и Барули, и Тушара. И всюду им предлагали разделить трапезу, и всюду они отказывались. Везде на обед был лишь кукурузный хлеб, кислый творог да вонючий лук.

— Вот дикий народ! Даже и есть как следует не умеют: творог да лук!.. — возмутился Леший.

— Чего можно от них ждать? Дрянной народ! Умеют только воровать да бунтовать! Создал же бог таких разбойников!

— В таком тряпье ходят, что собаке некуда зубами впиться! Прохвосты!

— Но среди женщин попадаются и прехорошенькие! Поймать бы одну из них где-нибудь в роще!..

Беседуя таким образом, оба кьяхи в сопровождении пойяка возвратились под сень чинары и улеглись, собираясь хорошенько поспать.

Теперь в поле не осталось ни души, все отдыхали в тени деревьев. Было тихо. И только по-прежнему без умолку стрекотали цикады.