Они были не одни

Так думал Гьика раньше, так думал он всегда. Однако теперь ему кажется, что он лучше видит, острее ощущает всю горечь крестьянской доли:

«Бей вырывает изо рта у бедняка последний кусок хлеба, и это считается честным. Но отними у бея излишки — и тебя назовут вором. Справедливо ли это?» — задавал он себе один и тот же вопрос. Но, прежде чем дать на него окончательный ответ, Гьика прикинул в уме, сколько времени и труда пришлось затратить его семейству, чтобы получить несчастных полтора шиника пшеницы. Четыре дня его жена, сестра и отец очищали поле от камней и колючек. Два дня он вспахивал его. День разрыхлял. Полтора дня выпалывал сорняки. Два дня сеяли. Два дня жали. День вязали снопы. Два дня молотили. Всего они — двое мужчин, две женщины, их собственный вол, вол дяди Коровеша и их осел — проработали пятнадцать с половиной дней! И в летнюю жару и под осенним дождем люди трудились, голодные и разутые. О! Он чуть было не забыл, ведь в этой страде принимал участие и его сынишка, маленький Тирка. Правда, сам он еще не работал, но вместе со взрослыми претерпевал и жару и холод, страдал от голода! Все время торчал около матери, и, если ему нечего было дать поесть, он плакал и набивал рот землей. Той самой землей, что вспахал его отец. И вот наконец наступил день, когда можно было порадоваться: работа, стоившая стольких страданий и обильно орошенная их потом, закончена. И тогда являются высокомерные кьяхи и пойяк и отнимают у него, у его семьи большую часть урожая, словно этот урожай и в самом деле по праву принадлежит им, словно не Гьика с семьей, а они сеяли, жали и орошали его своим потом. Ему же оставляют всего-навсего… полтора шиника за работу, на которую семь тружеников затратили пятнадцать с половиной дней! Нет! Надо было не только спрятать от этих гадов пшеницу, как советовали корчинские товарищи, но и разграбить их собственные амбары, а их самих запрячь, как волов, чтобы, работая в поле, они на собственной шкуре испытали, во что обходится крестьянину полтора шиника пшеницы!

Гьика глубоко вздохнул. Али прав, Али совершенно прав, говоря, что эти кровопийцы, эти пиявки заслуживают только ненависти.

— Ненавидеть и бороться с ними всеми средствами! — с ожесточением прошептал Гьика.

И тогда с полной убежденностью он решил, что надо утаивать из урожая как можно больше. Впервые он подумал, что неплохо бы выкрасть пшеницу из амбаров бея.

Мрачный и ожесточенный, вышел Гьика из хлева и снова направился на гумно. Взгляд его устремился туда, где высилась башня бея. Там хранилась пшеница — пот и кровь крестьян!

— Гьика, давай же снесем пшеницу в амбар, а не то ее поклюют куры, — обратилась к нему жена, просеивавшая мякину.

Гьика покачал головой и показал на башню:

— Вот там наши амбары!.. — Он тяжело вздохнул и принялся за работу.

С этого дня Гьика начал подстрекать крестьян, особенно тех, на кого больше надеялся.

— Прячьте зерно! Прячьте как можно больше, чтобы этой пиявке досталось как можно меньше! Пусть лучше ваше зерно склюют куры, чем заполнять им амбары этого кровопийцы! — говорил Гьика.

Упоминая слово «пиявка», которое в разговорах с ним часто употреблял Али, Гьика представлял себе чудовищный образ: он как бы видел всех беев, всех кьяхи, всех эфенди, присосавшихся к телу несчастного народа и огромным жалом высасывавших из него кровь! Ты кричишь, вырываешься, извиваешься, но не можешь освободиться от гадины! Но нужно не извиваться, не стонать, а покрепче сжать кулак и как следует ударить по этой чудовищной пиявке, раздавить ее, как комара, что под вечер назойливо кружится у тебя над головой!

Слова Гьики падали на благодарную почву. Но разве крестьяне осмелятся утаить зерно? Кое-кто, правда, уже пробовал спрятать немного зерна в сарае под соломой. Но надсмотрщиков на такой уловке не проведешь. Они обнаружили спрятанное зерно, и у кого же? У самого захудалого из крестьян — у Терпо. Леший заставил его выбросить из сарая всю солому и очистить мякину. Нашел он, правда, немного — всего лишь полшиника. Но за утайку Терпо пришлось отдать целых два шиника в виде штрафа. А если вспомнить, что со всего своего участка он собрал лишь семь шиников, куда входили и десятина, и семенные, и арманджилек, и доля бея, тогда два шиника штрафа могут свести человека с ума. Леший собственноручно забрал у него все зерно, и после этого Терпо еще остался должен бею целый шиник. Бедняк только покачивал головой и бормотал:

— Ох! Ох! Ох! Этакая беда со мной стряслась!

Гьика очень жалел его, но ничем не мог помочь.

«Ни страдания, ни жертвы, как бы тяжелы они ни были, не должны нас испугать!» — вспомнил Гьика слова Али, и они придали ему мужества.

Крестьяне боялись утаивать пшеницу, и амбары бея изо дня в день наполнялись все больше. Гьика понимал, что единственная возможность причинить хоть какой-нибудь ущерб бею — это ограбить его амбары. Но как? Каким образом? Днем и ночью ломал он себе над этим голову. Амбары, расположенные в башне, недоступны, оттуда не выкрадешь и горстки зерна, а не то что мешок.