Они были не одни

— Велели завтра с утра явиться с лошадьми, ослами и телегами, везти в Корчу хлеб Каплан-бея.

— Чтоб не было бею от него проку! — воскликнул старик и склонился над дубовыми ветками. — Я так и знал, что они придумали для нас новую повинность.

Старик начал складывать ветки, но вскоре, о чем-то вспомнив, воскликнул:

— Как же так, Гьика? Ведь завтра мы должны укладывать листву у Сухого ручья!

— А какое Лешему до этого дело? — ответил Гьика, в сердцах топнув ногой. — Придется этим заняться тебе с Витой. Может быть, если маленькому станет лучше, и Рина подсобит. Откладывать это дело нельзя. Коли будете дожидаться меня, — а вернусь я не раньше, как через два-три дня, — все нарубленные ветки засохнут. Как бы там ни было, придется вам самим управиться!

Так говорил Гьика отцу, а сердце у него сжималось от боли. Завтра ранним утром должны подняться все крестьяне со своими лошадьми и ослами и, бросив на два-три дня все свои дела, погрузить хлеб Каплан-бея и везти его в Корчу. Только вчера бей украл этот хлеб у крестьян, а завтра эти самые обворованные им крестьяне должны на своем горбу тащить хлеб в Корчу, чтобы бею не пришлось тратиться на перевозку!.. А как быть с тем, что советовал ему Али?.. Правда, он сказал ему об этом только раз, но для мужчины этого должно быть достаточно. А что сделал Гьика, чтобы выполнить наказ Али?

Такие мысли совершенно измучили Гьику. Весь день он работал в состоянии какой-то растерянности. Ни разу не улыбнулся. Сестра затянула вполголоса песню, надеясь, что брат, по своему обыкновению, подтянет, но куда там: Гьика и рта не раскрыл.

— Милый брат, не печалься о маленьком! Ведь это обычно бывает с детьми: простужаются, не могут заснуть, плачут!.. Разве с нами в детстве так не случалось? — попробовала утешить брата Вита, думая, что Гьику тревожит болезнь ребенка.

Стоя на ворохе листьев, успевшем за это время вырасти у него под ногами, Гьика посмотрел на сестру и с печальной улыбкой покачал головой.

Когда они кончили работу, солнце уже садилось за вершиной Сухой горы. Гьика слез с громадной кучи листьев и внимательно осмотрел ее со всех сторон. Она походила на хороший стог сена. Но Гьика все же остался недоволен: хранилища, устроенные им в других местах, получились лучше.

— Вы с отцом идите домой, а мне нужно нагрузить осла хворостом, — сказал им Гьика и отправился дальше.

Вскоре он подошел к пастушескому стану, где Бойко пас стада Шумара и еще нескольких крестьян.

Гьика отвел Бойко в сторону и долго говорил с ним о предстоящей перевозке зерна. Бойко, как всегда, был готов действовать, достаточно было ему только приказать. Однако в чем будут состоять их действия, Гьика не сказал. Велел только сегодня к полуночи оставить стадо, незаметно пробраться в село и ждать в кустах в условленном месте. Гьика подаст сигнал, бросив три камня. Тогда Бойко должен выйти из кустов. Но что они будут делать после, — этого Гьика так и не сказал.

Затем Гьика топором выкорчевал несколько пней, нагрузил их на осла и пустился в обратный путь. На душе у него было мрачно. Когда он добрался до села, уже стемнело. Приблизившись к башне бея, он увидел, что окна одной из нижних комнат освещены. Оставив осла с поклажей в стороне, он осторожно подкрался к окну и заглянул внутрь. Он увидел, как пятеро крестьян ссыпали в мешки зерно, в то время как Леший, Яшар и Рако Ферра с безменами в руках взвешивали мешки. Вдоль стены стояло около сорока мешков, полных зерна.

Все так же осторожно, на цыпочках, Гьика отошел от окна и отправился со своим ослом домой.

Кьяхи хорошо придумали: уже с вечера наполнить зерном мешки, чтобы утром они были готовы для отправки. Но Лешему пришла на ум еще одна счастливая мысль:

— Что ты скажешь, Рако, если мы взвесим мешки? Ведь, разумеется, кому-нибудь из этих мошенников вздумается дорогой отсыпать себе зерно, а потом в Корче они будут уверять: «Сколько нам дали, столько мы и доставили!» Ведь это же отъявленные плуты!..

— Отлично придумано, Мустафа эфенди! Против безмена они уже ничего не смогут поделать! — одобрил его мысль Рако.

Вооружившись двумя безменами, они принялись за дело и закончили его уже глубокой ночью. Всего было наполнено и взвешено сто тридцать мешков: семьдесят с пшеницей, двадцать с рожью и сорок с ячменем. Вику и двадцать пять мешков ржи кьяхи еще до этого продали в Дритасе и в соседних селах для покрытия своих личных мелких расходов. На эти же расходы предназначались и оставленные ими в закромах пятнадцать мешков пшеницы и около пяти мешков ячменя. Вторую комнату, где тоже хранилась пшеница, они даже и не открывали: для этого зерна не хватило мешков.

— Ох, и устал же я! — простонал Леший, закончив работу. — Но ради Каплан-бея стоит потрудиться. Какой человек! Всегда примет тебя, угостит, разговаривает с тобой так ласково, так хорошо! Ей-богу, за него и жизнь отдать не жалко!

— Да, другого такого господина не сыщешь! — согласился с ним Яшар.

— Я его помню еще совсем мальчиком, когда он гостил здесь по целым неделям, — сказал Рако Ферра. — На всем свете нет человека лучше его!