Они были не одни

И так он спел вчерашнюю песенку Гьики.

— Так, так… Хороша песенка… — бормотал бей, слушая певца.

Когда Нгело кончил, бей погрузился в глубокую задумчивость. Выражение «полный чванства» соответствовало важности бея — таким ему и полагалось быть. Упоминание о блестящем убранстве, о револьвере и ятагане тоже льстило его самолюбию. И, конечно, ятаган «захватил он для крестьян»! В общем, совсем не плохая песенка… А если бы ее сочинитель упомянул имя Каплан-бея, то увековечил бы и его власть, и его величие. Одним словом, песенка бею понравилась. Гордо покручивая усы, он улыбнулся и поблагодарил певца:

— Молодец! Хорошо спел!

Рако, ожидавший нового взрыва гнева со стороны бея, был немало озадачен. Кьяхи в недоумении переглядывались между собой. В эту минуту у самых дверей дома Рако заиграла музыка и раздалось пение. Что могло бы это означать? Но не успели присутствующие и слова сказать, как комната наполнилась людьми: первым вошел, опираясь на палку, дядя Коровеш, за ним жених, державший кувшин с вином, потом сваты, крестьяне и музыканты.

Остановившись в нескольких шагах от бея, дядя Коровеш низко поклонился ему и проговорил голосом, напоминавшим звук надтреснутой трубы:

— Умоляю тебя, бей, прости мою оплошность. Не нарочно я это сделал! Устал с дороги, сидел у себя в горнице, ничего не зная о твоем прибытии. Но как только мне об этом сказали, сейчас же бросился встречать тебя. Это сущая правда, бей, клянусь тебе! Прошу, смени гнев на милость и пожалуй к нам сегодня вечером на свадьбу!

Бей выслушал его, кривя губы в злобной улыбке. Когда старик кончил, он насмешливо прищурился и сказал:

— Мне не нравится, что ты торчишь передо мной!

— Бей!.. — смущенно попытался продолжать дядя Коровеш.

— Вон отсюда, вон! Чтоб я тебя больше не видел! — заорал бей во всю глотку.

Ему не пришлось повторять свой приказ: дядя Коровеш и его гости, оскорбленные, вернулись к себе.

Свадьба продолжалась. Дядя Коровеш сидел на самом почетном месте и старался казаться веселым, но только что полученная обида все время напоминала о себе. И он поминутно бормотал:

— Кровопийца он, дьявол! До чего злопамятный! Если рассердится на кого, так уж надолго! Как его ни улещивай, все равно не поможет… Боюсь, погубит он теперь и меня и сыновей.

А бей тем временем сидел в доме Рако Ферра и, довольный тем, что нанес старику оскорбление, пил, закусывал и благодушно беседовал с хозяином и своими кьяхи. Потом заснул спокойным, глубоким сном.

На следующее утро он сразу вспомнил о какой-то песне, которую сложил про него Гьика, но никак не мог припомнить ни одного слова из нее. Как будто песня ему понравилась, но почему же, однако, когда сын Рако пел, кьяхи делали гримасы и у Рако было какое-то странное выражение лица? Бей призадумался: нет, здесь что-то не так! Наверно, раки помешало ему как следует понять песню. Надо бы послушать еще разок. Племянник Коровеша, должно быть, сложил про своего бея озорную песню!

Подумав об этом, бей беспокойно заерзал на веленджэ.

Вокруг очага сидели, тихо беседуя, Рако, кьяхи и несколько почтенных стариков, явившихся приветствовать бея. После вчерашней выпивки у бея болела голова, настроение было мрачное. Он поднялся с веленджэ и подошел к очагу. Хмуро ответил на приветствие стариков. Из головы все не шел дядя Коровеш. «И вот эти старики, что сейчас окружили меня и с таким почтением приветствовали, такие же оборванцы, такие же коварные лисицы, как и тот», — думал он.

— Бей, всем передано твое приказание: явиться сегодня с утра на холм Бели, — сказал сельский староста.

— Должны явиться все без исключения — и мужчины и женщины. Башню нужно построить быстро! — ответил бей.

— От каждого дома выйдет по одному человеку, бей. Разве этого мало? — спросил староста.

— По одному человеку от каждого дома?.. Да ты что, в своем уме?.. На работу должны выйти все крестьяне поголовно! Кто ослушается, пусть пеняет на себя! — заорал бей.

Старики испуганно переглянулись.

— Эй ты, Мустафа! Прихвати с собой этих баранов и ступай возвести всему селу мою волю: чтобы всем, до единого человека, явиться на холм Бели! Я так приказываю!

Кьяхи быстро собрался, надел патронташ, закинул за плечи ружье и пошел, сопровождаемый старостой и стариками. Бей остался с Яшаром и Ферра.

— Рано! — неожиданно мягко проговорил бей, заканчивая вторую чашку кофе.

— Слушаю, бей, приказывай!

— Поверь мне, что никого в моем имении я не ценю так, как тебя, и никому не доверяю больше, чем тебе! Лучшего слуги мне не надо…

Рако навострил уши.

— Я всем сердцем люблю и почитаю тебя, бей, — ведь ты наш господин, наш отец!

— Этот старикашка Коровеш — опасный смутьян! Это я знаю. Но скажи мне, нет ли у вас в селе еще других бунтовщиков? Всем этим смутьянам давно бы следовало свернуть шею! Ну? Что ты мне ответишь?

Рако расцвел в улыбке: