Они были не одни

Про Виту, дочку Ндреко, утверждают — и это верно, как дважды два четыре! — что она выйдет за Бойко, сына Терпо. И подходящая будет пара: бедняк женится на беднячке! У горемычного Терпо нет даже хромого осла свезти зерно на мельницу. И семейство Ндреко не богаче. Один только Гьика кое-как поддерживает семью; без него им пришлось бы еще хуже, чем Терпо.

Кому повезло, так это Петри Зарче: он берет себе в жены дочку самого Рако Ферра, Василику! У Зарче и штанов порядочных нету, а у Рако Ферра дом — полная чаша! Посчастливилось человеку, ничего не скажешь!..

Так разговаривали между собой юноши и девушки. Старики же следили, чтобы не пропало ни единого зернышка.

— И половины всего нам не собрать!

— Значит, не получим семян для посева!

— Подсчитают снопы, взвесят зерно, а сколько пропало на поле — до этого им и дела нет!

— Оберут они нас, погубят… — заранее сетовали крестьяне.

А кьяхи продолжали рыскать по полям и для пущей острастки время от времени палили из ружей.

— Пусть не думают, разбойники, что мы ушли! Пусть побаиваются! — посмеивались они, то и дело прикладываясь к бутылке раки, доставленной им Ферра.

Страда на поле продолжалась целых две недели, и за все это время никто в селе, даже дети, не знал отдыха. А кьяхи изо дня в день занимались одним и тем же: рыскали по полям, приставали к женщинам, шутили, стреляли из ружей, валялись на траве в тени деревьев, ели, пили и ругали крестьян.

III

Не прошло и шести месяцев, как по селу распространилась удивительная новость: семьи Ферра и Зарче действительно породнятся между собой. Никто бы этому не поверил, никому бы не пришло в голову, что такое может случиться. Однако наступил день, и крестьяне собственными глазами увидели, как из дома Рако Ферра понесли полную торбу в дом Зарче и такую же торбу из дома Зарче понесли в дом Ферра. Василика, дочка Рако, выходит замуж за Петри, сына Зарче. Петри — парень неплохой, но разве такой бедняк, как Зарче, мог думать о том, чтобы породниться с семьей Ферра? А все, видать, так и получится. Как же это случилось?

Петри лет восемнадцать-двадцать. Парень он красивый: белокурый, синеглазый, краснощекий. Рос в горах, где пас небольшое стадо. Он был далек от повседневных забот, которые тревожат в селе каждую семью. Обо всем этом думал его отец. Своего хлеба им хватало лишь на четыре месяца в году. Остальное время они кое-как перебивались, торгуя углем и дровами, продавая скот. Всем этим занимался отец, а Петри все время проводил в горах, где он пас скот. От мальчика ничего другого не требовалось, как беречь скотину. Он мог мастерить себе дудки и, лежа в тени, играть на них — больше он ничему не научился. И поэтому, когда ему пришлось впервые отправиться в Корчу, он не умел даже как следует нагрузить дровами осла.

Своих овец он пас невдалеке от стада Ферра. Каждое утро и каждый вечер вместе с его сестрой приходила в горы дочка Рако Василика — она тоже приносила пищу пастухам, — и поэтому Петри доводилось часто с ней встречаться. Они вместе сгребали дубовую листву на корм скоту и отправлялись в лес за сучьями. Петри настолько подружился с Василикой, что сначала помогал ей и только потом собирал листву для себя.

Тилькевица — жена Тильки, брата Рако, не раз со смехом говорила:

— Подрастай, Петри, набирайся сил, так и быть, отдадим за тебя Василику…

Молодые люди краснели, но им было приятно это слышать, и они обменивались такими взглядами, будто все уже свершилось.

Как-то зимой женщины из семьи Ферра вместе с Петри возвращались из лесу, нагруженные хворостом. Падал такой густой снег и так завьюжило, что в нескольких шагах не было видно друг друга. Петри шел впереди, прокладывая путь, но снег сразу же заметал его следы. Вокруг гудел лес, в долине лежали сугробы. С трудом пробирались они к селу, нагруженные, с замерзшими руками. Устали все так, что не приведи бог! Иногда останавливались отдохнуть, держась за ветки можжевельника. Наконец начали спускаться по склону горы. Теперь вьюга била им прямо в глаза. Все дрожали от холода. Женщины шли, не разбирая дороги. Петри поскользнулся, но сразу же поднялся. Василика, шедшая последней, бросилась к нему, но оступилась и упала. Ветки можжевельника осыпали ее снегом. Все в страхе закричали, но ни одна из женщин, шедших впереди, не могла ей помочь — никто не мог ни сгрузить с себя хворост, ни даже шевельнуть рукой. А из мужчин здесь был один Петри. Он с трудом развязал веревку, снял со спины груз и поспешил на помощь Василике. Она лежала под тяжелой вязанкой хвороста, почти засыпанная снегом. Петри стал оттирать ей руки и с большим трудом поднял девушку. Что с ней сделалось! Головной платок остался на ветке можжевельника, волосы растрепались и спустились на раскрасневшееся лицо. В глазах застыл страх.

— Ой, ой, несчастная я! — лепетала девушка, и слезы катились по ее щекам.

Петри отряхнул с нее снег, снял с можжевельника платок и, повязав ей на голову, погладил Василику по лицу, как ребенка.

Он поднес к губам ее оледеневшие пальцы и стал их отогревать своим теплым дыханием. А она только бормотала: