Они были не одни

Рако вспомнил дочку Калеша, которая, не получив согласия родителей, сбежала с любимым. Вспомнил он и случаи похищения девушек в Гомбоче, Пустеци, Шулинеи в других деревнях. Одних похищали с их согласия, других — против их воли, но результат оказывался один и тот же: влюбленные парни добивались своего. И что оставалось делать родителям, если их дочь две-три ночи кряду проводила в горах у своего избранника? Разве после этого кто-нибудь другой возьмет ее в жены? Никто не согласится на такой позор. В подобном же положении находилась теперь и Василика. Ах, лучше бы она живой провалилась сквозь землю!

Рако вскочил и бросился во двор. Под навесом Василика насыпала овес, собиралась кормить лошадь. Отец устремился к дочери.

— Что ты, отец? Что с тобой? — испуганно спросила она.

— Вот что со мной! — проревел Рако и изо всех сил хватил ее кулаком по голове.

Девушка, как подкошенная, свалилась на мешок с овсом. Впервые в жизни отец ее ударил — и когда? Когда она была уже совсем взрослая и собиралась выходить замуж!

Жена Рако приложила все усилия, чтобы уговорить мужа:

— Послушай, муженек, были у нас две старшие дочери, и мы выдали их замуж так далеко, что не видимся с ними, точно схоронили. Василика у нас последняя, зачем с ней расставаться? Пусть остается дома, скрасит нашу старость, разделит с нами и счастье и горе. А этот Петри кажется мне неплохим парнем. Ты и сам говорил, что тебе нужен помощник.

Слова жены пришлись Рако по душе. Во-первых, не придется расставаться с Василикой — она останется при них в Дритасе, а, во-вторых, Петри можно будет заставить делать все, что потребует тесть. Что ж, неплохая подмога! Эти соображения примирили Рако с неизбежным, и скрепя сердце он принял у себя в доме сватов Зарче и угостил их кофе и табаком. Потом и сам отправился к Зарче, пил у него кофе и курил табак, обменялся ласковыми словами, поздравил его, выслушал ответные поздравления. И все же на сердце у него было нерадостно: согласился на эту помолвку потому, что ничего уже нельзя было поделать. После посещений дома своего будущего зятя — а ходил он к нему редко, только чтобы соблюсти обычай и не дать повода злым языкам болтать дурное, — он печально покачивал головой и говорил:

— Вот тебе и Багдад, вот тебе и калиф! Рако Ферра пьет кофе в доме Зарче, а Зарче пьет кофе в доме Рако Ферра!..

Петри чувствовал себя так, словно схватил звезду с неба: он женится на Василике, которую горячо любит, и, кроме того, становится зятем первого богатея не только в Дритасе, но и во всей округе! Зять Рако Ферра — это не шутка!

Отпраздновали помолвку. А спустя две недели молодой жених отложил пастушеский посох, распрощался с любимым стадом и спустился с горных пастбищ в родное село. Надо было готовиться к свадьбе и устройству своего семейного очага. Отец сразу же поручил ему все заботы о хозяйстве. Петри пришлось ездить и на базар, и на мельницу, и за дровами, и в поле — всюду. А его место на пастушеском стане занял младший брат.

Петри был добрый, смышленый и веселый парень. Никого не обижал, ко всем относился доброжелательно, со всеми был ласков. За это его в селе очень любили. Ближе всех он сошелся с Гьикой и сделался его закадычным другом. Вместе ездили они на базар, на мельницу, за дровами. Все желания, все мысли Гьики мало-помалу стали мыслями и желаниями Петри. Теперь они одинаково думали, одинаково чувствовали. И только одно их разделяло: предстоящая женитьба Петри на дочери Рако Ферра. Петри осуждал и поносил бея и кьяхи, но о своем будущем тесте никогда не говорил дурно и огорчался, если Гьика его порицал. Ведь Рако Ферра был отцом ненаглядной Василики, а все связанное с его невестой не могло быть дурным! Правда, он видел проделки будущего тестя, но как-то старался их оправдать, пытаясь уверить себя, что, если Рако Ферра так поступает, стало быть, так и нужно. Сколько раз защищал он его перед Гьикой! Но это не мешало ему по-прежнему ненавидеть бея: попадись только он ему в руки, кажется, разорвал бы его живьем!

Теперь, во время уборки урожая, Петри еще яснее видел, как мошенничают подлые кьяхи, с которыми так тесно связан его будущий тесть.

Едва брезжил рассвет, крестьяне выходили в поле, приступали к жатве, но снопов не вязали, дожидаясь приказа кьяхи. А те не торопились, не спеша завтракали, пили кофе со сливками, потом отдавали распоряжения насчет обеда, затем, выкурив по сигарете, в сопровождении пойяка, а иногда и Рако Ферра и старосты медленно направлялись в поле. С их приходом крестьяне начинали вязать снопы; кьяхи спрашивали, чей участок, считали снопы, проверяли дощечки, делали на них новые зарубки. Так продолжалось целыми часами; глядишь — уже полдень. Когда подсчет заканчивался, все впрягали лошадей или волов и в самую жару приступали к молотьбе. Но если раньше крестьяне боялись жары, то теперь им приходилось опасаться дождя. Пойдут августовские дожди — и весь урожай погибнет!