Попав в дом, где жил Альфредо Гомес, Сиксто уже знал, что надо делать. Наверное, он знал об этом уже с самого начала, еще тогда, когда шел в аптеку. Знал, но не мог признаться себе в этом. И сейчас он очень хорошо понимал, что для предотвращения бессмысленного убийства Альфредо Гомеса присутствие полиции на улице просто необходимо. Он сознавал, что должен сделать выбор и сделать немедленно, а определившись — отстаивать избранный им путь. Слишком юный, он, очутившись на житейском перекрестке, с трудом мог во всем разобраться, сделать выбор, от которого зависела бы жизнь другого человека, в равной мере, как и его собственная. Но перекресток не был чем-то мифическим, это была реальность, и он столкнулся с ней лицом к лицу. Он выбрал свой путь так, как это и должно быть — обыденно, не крича об этом на весь мир. Это ему подсказала его совесть. Для него не было иного пути, ведь этот выбор был для него частью его самого.
— Папа, — прошептал он.
— Что тебе?
— Давай сядем. Я хочу поговорить с тобой.
Они уселись на ступеньки, ведущие на второй этаж. В коридоре было темно и тихо. Почти все жители дома высыпали на улицу понаблюдать за осадой. Но даже зная, что его никто не может подслушать, Сиксто старался говорить шепотом. Но шепот заразителен и поэтому Папа шептал тоже. Сидя бок о бок в темном коридоре, ребята тихо разговаривали.
— Так что случилось? — снова спросил Папа.
— Папа, это все неправильно.
— Что все неправильно?
— То, что мы собираемся сделать с Альфредо.
— Зип сказал…,
— Папа, пожалуйста, послушай меня.
— Я слушаю, Сиксто.
— Папа, мы не должны убивать Альфи.
— Не должны? Но Зип сказал…
— Не должны, Папа. Послушай, тебе здесь нравится? Тебе нравится этот город?
— Si.
— Мы приехали сюда… здесь хорошо… лучше. Мы же не хотим быть похожими на этого Пепе Мирандо.
Смущенный таким поворотом дела, Папа замешкался. Затем сказал:
— Пепе Мирандо — самая большая величина, которая когда-либо жила в этом районе.
— Нет, это совсем не так. Это позор для наших людей.
Папа покачал головой. Нежно, подобно отцу, объясняющему что-то любимому сыну, положив свою руку на руку Сиксто. Затем размеренно, по-отечески, как бы оправдывая свое прозвище, похлопал его и сказал:
— Нет, Сиксто,
— Папа, но он
— Si. Он храбрый. .
— Папа, это не…
— Он очень отважный, — настаивал Папа. — Он про; рявил головы многим полицейским и…
— Он не храбрый. В нем нет ничего хорошего. Е наплевать на тебя и на меня, он заботится только себе. Он плохой и только портит нас.
— Нет, Сиксто, — размеренно произнес Папа. — No verdad. De ningup modo…[22]
— He говори по-испански! Раз ты здесь, мы долж говорить по-английски. — Помолчав, добавил — Папа, понимаешь, о чем я говорю?
— Si, уо comprendo. Рего…[23]
— Не говори по-испански.
— Это почему же? — удивился Папа.
— Послушай меня, Папа, — Сиксто уже начинал тер: всякую надежду. — Мы не будем убивать Альфи.
— Разумеется, нет, — подтвердил Папа, кивнув голов
— Нет. Нет. Убив его, мы поступим скверно. К Зип. Как Пепе.
— Зип покупал мне
— Папа, он плохой.
— Зип? Плохой?
— Да. Да.
— А Пепе?
— И он тоже плохой.
— Нет. — Папа покачал головой. — Зип говорит, что хороший.
Сиксто начинало трясти. Он не хотел козырять, видел, что не убедил Папа, видел, что нужно прилож: еще больше усилий.
— Папа, а как ты думаешь, я хороший?
— Si.
— Мог бы я совершить что-нибудь плохое?
— Не думаю.
— Папа…
Он затаил дыхание.
— Папа, человек, позвонивший в полицию… и расказавший, где находится Пепе, — это я. Я навел их на с
Воцарилась тишина. Он почувствовал, что совершил громадную ошибку, открыв то, что должно было оставаться тайной. Папа смотрел на него отсутствующим взглядом.
— Это
— Да.
— А как ты узнал, где он находится?
— Я увидел его вчера, узнав по фотографии из газеты. Я думал об этом весь день. Затем рассудил, что будет лучше, если я обо всем расскажу.
— Но… это
— Нет.
— Ведь ты настучал на Пепе!
— Да.
— Почему? Почему ты это' сделал?
— Потому, что он плохой.
Несколько секунд Папа молчал. Затем, почесав затылок, сказал:
— Если Пепе плохой, то почему Зип говорит?..
— Просто Зипу хочется быть великим. Он думает, что если он пустит в ход кулаки, то он — уже большой человек. Но ведь у каждого — своя собственная жизнь и не надо в нее вмешиваться. Папа, послушай, пожалуйста. — Он вдруг почувствовал, как к горлу подкатил ком. Сильно сжав руку Папа, он произнес — Если мы это совершим, то можем уже не остановиться, слышишь меня?
— Слышу. Si, si.
— Сейчас мы идем за Зилом, а кончим, как Пепе. Мы еще больше опозорим наш barrio[24]
и сделаем хуже только себе.— Si, si, comprendo[25]
. .— Рарй, quien anda al reves anda el camino dos veces. Если мы пойдем не по той дороге, она окажется в два раза длиннее.
— Но… Зип —
— Да, да.
Одолеваемый сомнениями, Папа произнес: