Сила инерции, долгосрочные последствия патриотизма, забота о сохранении государства и чувство долга по отношению к союзникам – все это сделало выход России из войны немыслимым как для руководителей нового правительства, так и для многих представителей революционных масс [Там же: 30].
Многие были убеждены, что предыдущие военные неудачи России явились следствием некомпетентности царского правительства и ошибок военного руководства. Теперь, когда Россия стала «свободной» и в ней появилось авторитетное правительство, которое по-настоящему отстаивало интересы и волю народа, они решили, что войну можно вести эффективно и успешно.
Временное правительство, в сущности, продолжило военную политику царского режима, преследуя те же самые цели, в том числе территориальные аннексии и военные контрибуции, прописанные в соглашениях между «великими державами». Для Петроградского совета вопрос войны представлялся более сложным. Внутренне многие из его членов были против, как они считали, империалистической войны. Однако лишь большевистское меньшинство открыто выступало против дальнейшего участия в войне. Меньшевики и эсеры, в то время контролировавшие Совет, были сторонниками войны. Они считали, что борьба должна продолжаться, поскольку выход из войны до заключения всеобщего мира может облегчить центральным державам победу на западе и подвергнуть Россию опасности вторжения кайзеровских армий. Кроме того, они полагали, что в случае выхода России из войны окажется под угрозой внутренняя стабильность, так как при отсутствии внешнего конфликта армия превратится, по определению историка Ричарда Абрахама, в «безрассудную толпу, ни на что не годную, беспокойную, легко возбудимую и поэтому склонную к всевозможным эксцессам» [Abraham 1987: 192–193], что повлечет за собой анархию.
Петроградский совет признал, «что крушение армии, – ослабление ее устойчивости, крепости и способности к активным операциям было бы величайшим ударом для дела свободы и для жизненных интересов страны» [Всероссийское совещание Советов 1927:292]. Члены Совета не желали, чтобы Россия осталась беззащитной к нападению извне, и считали необходимым удерживать оборону по крайней мере до тех пор, пока Германия не прекратит наступательные действия или там не произойдет революция. Совет не разделял первоначальных военных целей России, включавших в себя территориальные и денежные компенсации в пользу победившей России, и вместо этого настаивал на политике отказа от аннексий и контрибуций, рассчитывая на скорейшее завершение боевых действий. Впрочем, Совет соглашался с Временным правительством, что лучшим способом завершить войну будет нанесение последнего, решающего удара, который разгромит противника и позволит России выйти из конфликта победительницей.
Однако представляется спорным, была ли русская армия в состоянии предпринять новое наступление. Структура вооруженных сил была серьезно расшатана, и ее распад начался задолго до 1917 года. Между солдатами и офицерами установились крайне напряженные отношения – эта проблема, давно существовавшая в русской армии, выдвинулась на первый план во время Русско-японской войны и революции 1905–1907 годов и свидетельствовала, что возможность мятежа в армии вполне реальна [Bushnell 1985]. Недовольство солдат во многом было следствием патриархального устройства армии, проводившего резкие разграничения между офицерами и солдатами. В соответствии с этой иерархией офицеры обращались с солдатами как с детьми; последним запрещалось курить в общественных местах, ездить на трамваях, посещать театры, гулять в парках и есть в ресторанах. Патерналистская роль офицеров отражалась также в том, что они обращались к солдатам, используя фамильярное местоимение «ты», а не уважительное «вы», и тем самым еще больше усиливали подчиненное и несамостоятельное положение низших чинов [Wildman 1980: 35].