Несмотря на серьезные проблемы, вставшие перед армией, Временное правительство решило предпринять новое наступление, призванное раз и навсегда разгромить врага и «с честью» вывести Россию из войны. Это наступление планировалось совместно с союзниками еще до падения царского правительства, когда руководители Антанты встретились в Шантильи (Франция) в ноябре 1916 года. В сущности, Россия активно готовилась к наступлению, усиливая фронт в первые месяцы 1917 года [Heenan 1987: xii]. Новая российская власть была полна решимости выполнить свои обязательства, несмотря на неспособность союзников предоставить обещанную финансовую поддержку и обеспечение материальными средствами. Изначально предполагалось, что наступление состоится в начале весны 1917 года, но военный министр А. И. Гучков объявил, что армия не сможет подготовиться к подобной операции даже к маю. Поэтому наступление было отложено до середины июня. Однако было ясно, что все эти усилия обернутся колоссальным провалом, если не удастся восстановить боевой дух войск и повиновение командованию.
Но настроения в армии были не единственной проблемой, вставшей перед военной политикой нового правительства. Необходимость делить власть с Петроградским советом существенно ограничивала свободу действий Временного правительства. Шаткая политическая ситуация усугубилась обнародованием ноты министра иностранных дел П. Н. Милюкова союзникам от 18 апреля, в которой он подтверждал, что военные цели России по-прежнему включают в себя аннексии и контрибуции. Это вызвало гневный протест со стороны Петросовета, который настаивал на скорейшем завершении войны и заявлял, «что цель свободной России не господство над другими народами, не отнятие у них национального их достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народов» [Известия 1917 25 апреля]. Также нота вызвала волну протестных демонстраций в столице, направленных против войны и Временного правительства. Так называемый «апрельский кризис» привел к отставке Милюкова и Гучкова и поставил под угрозу само существование Временного правительства. Ради собственного спасения его лидеры согласилось на коалицию с некоторыми членами Петросовета, который 2 мая проголосовал за включение некоторых своих членов в состав Кабинета министров. 5 мая было сформировано новое коалиционное правительство. Военным министром стал А. Ф. Керенский. Его первоочередной задачей было восстановление боеспособности армии и подготовка России к предстоящему наступлению. Сам Керенский впоследствии объяснял: «Ради жизни страны было необходимо восстановить у армии готовность умереть» [Kerensky 1927: 195].
Впрочем, было ясно, что для успеха наступления требовалось приложить существенные усилия. Правительство и военные власти признали возрождение армии своей первостепенной задачей в месяцы, предшествующие июньскому наступлению. Они развернули масштабную провоенную пропаганду на фронте и в тылу, печатали агитационную литературу, устраивали милитаристские демонстрации и митинги, посылали подарки солдатам от имени Ставки верховного главнокомандующего. В устных и печатных выступлениях они напоминали, что «священный долг» каждого российского гражданина – участвовать в защите страны. Даже Всероссийское совещание Советов рабочих и крестьянских депутатов призывало организовать все возможные ресурсы для помощи Родине [Всероссийское совещание Советов 1927: 201–292]. Проправительственная пресса публиковала статью за статьей, стремясь заручиться поддержкой общественности. Из добровольцев готовили «лекторов-просветителей» и отправляли их по всей стране и в войска для повышения боевого духа. Целый ряд известных публичных фигур, в том числе депутаты Государственной думы, министры Временного правительства, герои войны и революционного движения и другие заметные личности, привлекались для выступлений на фронте с пламенными патриотическими речами. Сам военный министр Керенский многократно выезжал на фронт вместе с другими представителями Временного правительства, убеждая солдат повиноваться командирам и продолжать борьбу.
Несмотря на высокое ораторское мастерство и политическое доверие, которым Керенский пользовался среди солдат как единственный в правительстве министр-социалист, он оказывал на войска лишь ограниченное воздействие и не сумел побудить их к каким-либо последовательным действиям. Его патриотические речи и страстные призывы были способны вызвать лишь временные вспышки патриотического рвения. Подобный энтузиазм редко длился дольше, чем краткие визиты Керенского на фронт, и сразу сходил на нет, стоило противнику возобновить огонь. Стремление к миру оказывалось сильнее, чем любые попытки побудить армию к действиям, и войска не удавалось достаточно мотивировать для участия в длительных боевых операциях [Сенин 1995:195].