Во всех сферах батальонной жизни Бочкарева поддерживала строгую дисциплину по образцу старой царской армии, поскольку она не принимала новых демократических порядков, внедрявшихся в армии после Февральской революции. Она сурово наказывала даже за малейшие проступки, часто подвергая нарушительниц телесным наказаниям. Женщинам не разрешалось уходить в увольнение, но иногда допускались свидания с членами семьи. К подчиненным она обращалась по имени и на «ты», сыпала ругательствами и крепкими солдатскими словечками, хлопала новобранцев по плечу. Вначале это задевало многих из образованных женщин, но в конце концов те, кто остался в батальоне, привыкли к грубым манерам Бочкаревой. Она проявляла мало сочувствия к жалобам и недовольству со стороны более утонченных женщин, которые смущались из-за ее речи и с трудом проглатывали простую солдатскую пищу. Она наставляла их:
– Ничего! Приучайтесь! Фронт есть фронт, – а вы – теперь солдаты. Без крепкого словца на Матушке-России ничего не делается. Што ж вы думаете – императоры наши матом никогда не крыли? А не слыхали разве, как граф Лев Толстой ругаться умел? А Петр Великий? А Суворов?.. Ежели я кого дурой обзову – это вот может обидно быть? А мат? Это же для бодрости только… Ничего – вы теперя не бабы, а солдаты. Вот потом я вам расскажу, как в первый раз я в строю штаны шиворот-навыворот одела… Или потом мне в бане вместе с мужиками пришлось мыться! Вот было дело под Полтавой: солдат так солдат – никаких тебе исключением. Хуже было, чем вам теперь – и то притерпелась! Ничего! Держись, ребята! Не вешай носа! Наплевать!.. [Там же: 50].
Требование Бочкаревой, чтобы все военнослужащие ее батальона придерживались старой армейской дисциплины, создавало проблемы для некоторых из них. С момента появления этой воинской части командирские методы вызывали непонимание и несогласие у более образованных новобранцев [800 амазонок 1917: 4]. Бочкарева была довольно авторитарным лидером, неспособным принимать какую-либо критику или признавать иные методы командования помимо тех, которым она научилась в дореволюционной армии. Те, кто не мог или не хотел принимать ее железный режим, признавались «ненадежными» и изгонялись из батальона. Другие уходили по собственному желанию, разочаровавшись в Бочкаревой. Из-за строгого режима из рядов женского батальона в первые несколько дней после начала боевой подготовки выбыло несколько сотен «ненадежных элементов». Командира не смущало, что численность ее подразделения сократилась [Бочкарева 2001: 219–224]. Ее более интересовало качество, чем количество, и она решила подготовить своих подопечных к тяготам сражений и окопной жизни.
Бочкарева потребовала, чтобы все добровольцы подписали отказ от прав, которые предоставлялись солдатам согласно Приказу № 1. Это значило, что в батальоне не предусматривались солдатские комитеты и какие-либо формы представительства. Тем не менее, отказавшись от своих солдатских прав и поклявшись подчиняться Бочкаревой, многие считали такую дисциплину чрезмерной и устаревшей. Возможно, она была бы уместна на фронте, но в тылу командир был просто «первым среди равных» [Там же]. Суровые методы командира вызывали критику и со стороны вышестоящего начальства. Когда жалобы дошли до Ведомства Керенского, тот потребовал сформировать в батальоне солдатский комитет. Бочкарева напомнила, что он обещал ей полную свободу действий, и отказалась выполнять его требование. Считая, что демократизация армии – корень всех проблем на фронте, Бочкарева не позволяла создавать в своем подразделении представительские организации. Это не устраивало многих более образованных женщин, которые возмущались поведением командира и требовали более демократичного обращения.
Часть 1-го Русского женского «батальона смерти» на учениях в рамках интенсивного режима тренировок (опубл, в [Thompson 1918])