Они узнали друг друга

Я делала все возможное, чтобы вернуть его к науке, жить осмысленной, творческой жизнью. Не переменить ли ему, в самом деле, специальность, кто знает, в чем наше истинное призвание. Человек, подаривший нам учение о происхождении видов, нашел себя как ученого далеко от родных берегов, в путешествии на корабле «Бигль». Раздосадованная его безразличием, я однажды упрекнула его в том, что он обленился и, подобно закоренелому ремесленнику, не склонен чему-либо учиться. Сколько клинических случаев, удивительных и разнообразных, прошли перед нами, — пробовал ли он этот опыт обобщить? Ничто, конечно, легко не дается, пришлось бы кое-чем и пожертвовать, лишний раз засидеться в лаборатории, реже побывать на стадионе. Я знала, что он не оставит обиду без ответа, и предупредила его: моя живопись не в счет, я не жалуюсь, что рентгенология угнетает меня, она помогла мне заглянуть в историю искусства и увидеть в ней больше, чем иные на рентгеновских снимках.

— Извини меня, дорогой, — закончила я, — ты напоминаешь мне овчарку, которая вместо цепи грызет конуру.

Наши споры длились недолго, мы без горечи возвращались к обычным занятиям, и в доме наступал мир.

Юлиан Григорьевич того мнения, что я натура еретичная, мастерица все переиначивать на свой лад, придать вещам характер и положение, несовместимые со вкусами нормальных людей. Отчасти это верно. Под моими руками стены и мебель легко утрачивают свой естественный вид, лампы исчезают под замысловатыми колпаками, фонари превращаются в античные светильники, портьеры и занавеси сливаются и исчезают в окружении акварельной живописи. Единственно, чего я не могла переиначить, был мой сбитый с толку, беспомощный муж.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Случилось, что на стадионе, именно там, Юлиан Григорьевич встретился с давно жданной темой и, очарованный ее новизной, проникся любовью к рентгенологии.

Началось с того, что футболист, юноша более прославленный, чем многие артисты, писатели и художники страны, отстаивая честь своей команды, поскользнулся и с кровоподтеком на бедре угодил к нам в больницу. Вывих оказался не очень серьезным, зато рентгеновский снимок вызвал у нас тревогу — трубчатая кость правой ноги была ненормально утолщена. В практике это означает опухоль или того хуже — сифилис. Профессора нам говорили: ищите возбудителя люэса в костях наиболее нагружаемых, к ним притекает много крови и, следовательно, оседает множество спирохет. У кузнеца они — в костях рук, у балерины — в стопе, у марширующих солдат — в ногах.

Прежде чем опросить больного вратаря и собрать нужные сведения, Юлиан Григорьевич не отказал себе в удовольствии завести разговор о недавних состязаниях команды, о предстоящих матчах за границей. Вратарь словно этого только и ждал, он не к добру вспомнил то, что случилось на стадионе, и воспылал гневом против истинных и кажущихся виновников его несчастья. Упущенный мяч и неудачное падение вызвали у него поток горестных воспоминаний.

— Вина не моя, — уверял он, — удар был пушечный, ребята вовремя перехватили мяч, грудью остановили и давай обманными движениями обводить противника. Защитники, полузащитники сыпали прострельными ударами, сплоховал полусредний, но его поддержали… Особенно здорово вел свое дело центральный нападающий, такого обстрела никто не видал. Щечкой здорово бьет — загляденье, не подкачали и крайние нападающие.

Юлиан Григорьевич не слушал уже вратаря, его занимало другое: что, если утолщение кости возникло по другой причине, хотя бы потому, что парень слишком рано стал профессионалом футболистом?

— Давно вы состоите вратарем команды? — спросил Юлиан Григорьевич.

— С двадцати лет.

Не так уж рано. В чем же причина?

— А футболом со скольких лет занимаетесь?

— С восемнадцати лет.

Почему не допустить, что утолщение кости — ничего исключительного собой не представляет, обычное отклонение от нормы, особенность конституции, и ничего больше? Ведь в природе нет двух одинаковых скелетов; кости стопы, кисти, пояснично-крестцовый отдел позвоночника, турецкое седло — так же различны у людей, как сами люди между собой. То, что принято считать анатомической нормой, не что иное, как наиболее часто встречающиеся варианты органов и систем. Мерило настолько условное, что крайние отклонения от так называемой нормы порой принимают за уродство.

Дальнейшие рассуждения были прерваны вмешательством вратаря. Он не все сказал, в его неудаче немалая вина центрального нападающего и второго, призванного закрыть брешь в обороне. Как они себя вели?