Юлиан Григорьевич был доволен моими успехами и, движимый признательностью, проявлял все больше внимания к моей живописи. Давно между нами не было такого мира и согласия, столько общих интересов и горячего желания трудиться сообща. Я благословляла неудачу вратаря и счастливую мысль, осенившую мужа, — мы могли наконец, взявшись за руки, смело идти к его цели, ставшей также и моей.
7
Первые тучки на моем счастливом небосклоне явились внезапно. Я не была к ним подготовлена и не очень правильно себя повела. Удивительно, как поздно я сообразила, что слишком много позволила себе. Мысленно возвращаясь к тем дням, я не могу в этом не сознаться.
Открытие, что скелет несет на себе следы повседневного труда человека, сулило нам испытания, и мы скоро в этом убедились.
— Вы неосмотрительны, — сказал мне мой прежний профессор. — Чтобы выступать против учения, насчитывающего века, ставшего убеждением ученых и врачей всего мира, надо заручиться поддержкой влиятельных людей… Опыт истории этому учит.
Менее благожелательные судьи говорили:
— Вы утверждаете, что не всякое утолщение и перестройка костей — результат болезни, и в доказательство приводите практику спорта. Ваши материалы нас не убеждают, слишком много случайного в них. Ищите точку опоры в другом месте. Всякое возможно, ищите.
Мы отдавали себе отчет, какое бремя на медиков возлагает новое учение. Врачу отныне предстояло учитывать профессию больного, интенсивность и длительность труда, и в какой мере он мог отразиться на состоянии костей. Я готова была отстаивать наше открытие, чего бы это ни стоило мне. Иначе рассудил Юлиан Григорьевич, он обосновался в залах антропологического музея с твердым намерением найти своим планам поддержку. Ученым не по вкусу свидетельства современников, пусть их рассудят с ним погребения минувших тысячелетий.
— Стоит ли так далеко заглядывать? — недоумевала я. — Они не доверяют тому, что мы нашли у спортсменов, обследуем рабочих города и деревни, людей различных специальностей.
Он не согласился.
— Скелеты кочевников, воинов, земледельцев и охотников скажут нам больше того, что нам нужно. Мы увидим на этих костях печать эпохи, самые формы человеческой деятельности.
Я заподозрила, что в Юлиане Григорьевиче проснулось старое увлечение, он рад случаю расстаться с клиникой, сбежать в археологию, антропологию, куда угодно. Мои подозрения оправдались, но на этот раз победа досталась мне.
— Почему бы не заглянуть в прошлое, — возражал он, — если это может быть полезным нашему делу. «Минувшему песни слагая, — продекламировал он, — настоящему и грядущему гимн я пою».
Я не могла ему позволить сбиться с дороги, на которую он ступил, уклониться от цели, казавшейся мне столь желанной.
— Не в музее лежат нужные нам кости, — решительно сказала я.
Он попытался отделаться шуткой:
— Те или другие — не все ли равно, костями усеяны все пути человечества.
Юлиан Григорьевич очень упорствовал, и после долгих споров мы сошлись на том, что я буду собирать материалы у рентгенологов, а он — в музее, не углубляясь, однако, в историю более чем на пять веков.
Два года мы усердно трудились, статьи наши в журналах следовали друг за другом и принесли нашему делу полное признание.
Я не была удивлена, когда Юлиан Григорьевич заявил, что будет по состоянию скелета изучать возраст человека. Ни одна система организма не защищена так от тлетворного влияния времени. Он не сказал, зачем это ему, я не видела причины сомневаться в полезности такой работы и согласилась помочь. Задача как будто чисто медицинская, никаких отклонений бог знает куда. Врачи, чаще наблюдающие всякого рода ненормальности в течении возраста, чем его естественный ход, нам скажут спасибо. В клиниках сплошь и рядом старение костных суставов принимают за подагру или воспалительное заболевание. Никто из специалистов не объяснит, почему у горожанина длинные конечности и тонкий костяк, а у крестьянина широкие плечи, короткие толстые конечности и массивный скелет. Нам скажут, что та и другая конституция порождается условиями среды, но какие социальные и природные условия определяют длину и толщину костей?
Было известно, что скелет младенца до появления на свет состоит из хрящевой ткани. Рост ребенка идет за счет костенеющих концов трубчатых костей, тогда как средина их сохраняет хрящевую форму до наступления зрелости. В первые месяцы и годы жизни у обоих полов окостенение развивается параллельно, в одни и те же сроки. К семи — двенадцати годам костяк девочки опережает в зрелости костную систему мальчика. Окончательная замена хряща костным веществом, а следовательно, прекращение роста, наступает у женщин на два-четыре года раньше, чем у мужчин.