В этой схеме, выглядевшей стройной и строгой, оставалось и немало прорех. Почему состояние скелета часто не совпадает с возрастом человека? Почему изнурительный труд и болезни старят больше костную систему, чем другие ткани? Чем объяснить расхождение между прожитыми годами, отмеченными в актах рождения ребенка, юноши, девушки, и возрастом, запечатленным на костях? В школе рядом сидят ровесники, старательные и трудолюбивые друзья. Ничто не мешает им преуспевать, однако один учится прекрасно, а другой неизменно отстает. Рентгеновский снимок раскроет причину — друзья вовсе не ровесники, скелет одного на два года моложе другого. Учителю следует это учесть и малоуспевающего мальчика не переводить в следующий класс. Он еще молод, хоть и прожил не меньше товарищей по классу. Среди взрослых людей разница такого рода достигает нередко десяти и двадцати лет. Один чувствует себя старым к сорока годам, другой в том же возрасте крепок и юн.
Нам казалось также интересно узнать, почему у евнухоидного типа длинные конечности, или у жителей южных стран формирование костей наступает раньше, чем у северян.
Мы над всем этим долго ломали голову и пришли к мысли, что только в клинике, у постели больных вопросы эти могут быть выяснены. Известно, например, что при рахите и других погрешностях желез внутренней секреции извращается нормальное развитие скелета. Не определяют эти железы и самый рост костей, не дано ли им природой быть творцом и разрушителем костной системы?
Ни до того, ни после мы так дружно не трудились, как в ту пору. Уверенные в том, что мы стоим у преддверья важного решения, мы не жалели себя. Дни проводили в больницах и в музее, а вечерами и ночами обсуждали свои успехи и сомнения. В короткое время мы изучили многих больных, исследовали их под рентгеном, кропотливо записывали малейшие перемены в скелете. Чем глубже мы заглядывали во взаимоотношения между страдающими железами внутренней секреции и костяком, сопоставляли течение болезни и ее отражение на состояние трубчатых и других костей, тем более убеждались, что не только болезни скелета, но и нормальное формирование и развитие его зависит именно от них.
Мы также установили, что рост костей молодого организма длится лишь до включения половых желез в общую систему внутренней секреции. Первым сигналом, что железы стали активными и наступила пора полузрелости, служит полное сращение первой пястной кости и возникновение на том месте, где недавно была хрящевая ткань, поперечного тяжа. Он исчезает спустя несколько лет, когда настанет полная половая зрелость организма. За эти годы срастутся и остальные трубчатые кости.
Таков закон. Скелет растет лишь до наступления половой зрелости. Слишком раннее включение половых желез автоматически останавливает удлинение костей, как бы мал ни был рост человека. Женщины, обычно созревающие рано и полузрелость которых длится недолго, как правило, коротконоги и ниже ростом мужчин.
Костным оркестром, несомненно, управляют железы, призванные воспроизводить потомство, однако повышенные выделения других — щитовидной, вилочковой и гипофиза — усиливают, а при недостаточной деятельности замедляют рост костей.
Никакими ухищрениями этот закон не обойти… Рассказывают, что у Петра Первого был гайдук ростом в двести двадцать семь сантиметров. Звали этого великана Буржуа. Задумал царь сочетать гайдука браком с высокорослой девицей, в надежде заполучить потомство великанов. Свадьба была торжественно отпразднована, а потомство, увы, было самого обыкновенного роста…
Я была уже уверена, что Юлиан Григорьевич излечился от своего влечения ранних лет, давно покончено с антропологией и тем более археологией, когда произошло нечто такое, что трудно было предвидеть: прежнее увлечение дало о себе знать и вспыхнуло с новой силой.
Я запомнила это холодное декабрьское воскресенье, оно врезалось мне в память, как может врезаться лишь день большого несчастья.
С утра мы съездили за город к нашему другу — сотруднику медицинского журнала, и в приятном кругу людей не заметили, как стало смеркаться. Темнело уже, когда мы леском пробирались к вокзалу. Дорога лежала между двумя полотнами белого поля, блестящей гладью развернувшейся до крошечной деревушки, приютившейся у опушки леса. Нас сопровождала шеренга великанов-ферм с тяжелыми проводами на плечах.