Они узнали друг друга

— Не мог же я тебе сказать, что так же плохо знаю материалы, как и ты, — не скрывал уже своего смущения Юлиан Григорьевич. — Мне сегодня обязательно пришлют бумаги. Мне понадобится день-другой, чтобы заглянуть в исторические источники, проверить себя и тебя…

Я едва дождалась дня, когда мы снова могли продолжать обследование. Юлиан Григорьевич уже с утра был чем-то расстроен, руки его нервно вздрагивали, глаза блестели, и как он ни прятал свой взгляд под насупленными бровями, мне невольно передавалось его волнение. Я давно не видала его таким неуверенным и возбужденным.

— Начнем с того, — заговорил наконец Юлиан Григорьевич, — что князь действительно был силен и храбр, битву начинал впереди полков, пренебрегая опасностью, врывался в средину вражеского войска, хмелел в бою, удержу не знал в бурной схватке. Всех его ран нам не счесть, не каждая повреждала скелет… Верно и то, что никто не упрекал его в безнравственности, зато сходятся на том, что «умник был князь во всех делах, а погубил смысл свой невоздержанием… Исполнился князь высокоумия, распалившись гневом, говорил дерзкие слова…»

Юлиан Григорьевич все еще не упомянул имени князя, и я терпеливо ждала, когда он его назовет.

— Бояре его не любили, — продолжал он, — отсюда и разнобой в летописном наследстве. Северные записи восхваляют его, а южнорусские — поносят. И та и другая сторона по-своему права. Первый великорусский властитель, возмечтавший стать самодержцем в раздробленной стране, разгромил Киев, не пощадил жителей, сжег церкви и монастыри, не пощадил святыню Руси — Печерскую лавру и возвысил малозначительный Владимир — безвестный пригород — над Ростовом и Суздалем. Опьяненный победой, князь вывез из древнерусской столицы ризы, иконы, колокола и добром этим одарил церковь богородицы во Владимире на Клязьме. Набожный и богомольный, он днем творил казни, давал гневу волю, а ночами с умилением и громкими воздыханиями, в одиночку молился в церкви.

Юлиан Григорьевич умолк, заглянул в припасенную записочку и, собравшись с мыслями, продолжал:

— Твой анализ скелета не расходится, как видишь, с исторической правдой. Зато в дальнейшем не все гладко, летописцы предъявляют к нам три претензии… Неверно, будто князь был сразу убит, не нашли мы следов удара в грудь копьем и не заметили, что правая рука отрублена… Вспомним, что предшествовало убийству и в каких условиях оно произошло… Настал час ответа за разгром непокорного Киева, ограбление святынь и за бесконечную вражду с боярами, младшими княжьими линиями и их подчиненными. Поводом для расправы послужила казнь Кучковича — близкого родственника жены князя. «Нынче казнил он Кучковича, — записал летописец речи бояр, — завтра казнит и нас. Так помыслим об этом князе…» Заговорщиков было двадцать человек, среди них Кучков Петр, так называемый «начальник убийц», ключник Амбал Ясин, Яким Кучкович, Ефрем Мойзович и другие. Напившись для храбрости меда, они ночью перебили дворцовую стражу и постучались в дверь княжеской почивальни. «Кто ты еси?» — спросил князь. Заговорщик назвался именем слуги — Прокопием. Догадавшись об измене, князь бросился искать свой меч, но ключник Амбал унес его. Злоумышленники выломали дверь, и в темноте завязалась драка. Князь расправился с двумя и тут же был тяжко ранен. Полагая, что с жертвой покончено, убийцы ушли. Тем временем раненый, стеная и истекая кровью, пополз по лестнице и спрятался в сенях. Услышав его стоны, убийцы зажгли свечи и по следам крови нашли его молящимся у лестничного столба. Петр Кучкович — говорится в летописи — отсек ему правую руку, другой — ударом копья разбил грудную клетку… Что мы ответим владимирскому музею, — спросил Юлиан Григорьевич, — согласимся с летописцами или будем возражать?

Я не склонна была во всем уступить. Удар в грудь, если он имел место, мог прийтись между ребрами, не оставив на них следа. Трагедия, разыгравшаяся под лестницей в сенях, вполне правдоподобна, но что касается руки — пострадала не правая, а левая. Следов рубки на ней немало: и в костях плечевого сустава, и в среднем отделе плечевой кости, и в области пястных костей, но не на правой, а на левой руке… Придется в летопись внести поправку.

— Так закончилась бесславная жизнь Андрея Боголюбского, — задумчиво произнес Юлиан Григорьевич. — Самодержцем Руси он не стал, хоть и всячески к тому стремился. Одного властолюбия и желания по своему произволу ссорить и дружить князей и подчиненных — для этого мало.

— Я впервые узнаю, что мы обследовали великого князя Андрея Боголюбского, — заметила я.

Он удивился и пожал плечами:

— Разве я тебе этого не сказал?

— Я все еще не знаю, — напомнила я своему экзаменатору, — зачем понадобилось наше обследование.