Читаем Они узнали друг друга полностью

— Нельзя с нашей меркой судить о нравах далекого прошлого. Их коварство и жестокость обходились человечеству в десятки, сотни, реже тысячи жизней. Наша нравственность позволяет нам уничтожать миллионы и десятки миллионов людей… Обследование скелета убедило меня, что человек этот был нравственно сдержан в половом отношении.

Юлиан Григорьевич был прав, Ярослав выгодно отличался от своего развратного отца Владимира.

— Истинная хромота наступила позже, — продолжал он излагать результаты обследования. — В зрелом возрасте неблагополучие в правом тазобедренном суставе осложнилось болезнью правого коленного сустава. Больная конечность и правое бедро, естественно, мало нагружались, и кости этой ноги значительно тоньше левой. Полная инвалидность наступила после перелома обеих костей правой голени и обширного кровоизлияния. Бедренная кость срослась с надколенником, и движение коленного сустава стало невозможным. Судя по размерам надколенника, перелом произошел во взрослом состоянии, вероятно в одном из сражений. Болезненный процесс прекратился задолго до старости и смерти человека… Былой воин угомонился. Участие в походах, верхом или пешком и тем более в боях, исключалось, немощность усугублялась плохим состоянием позвоночника… Не слишком выгодно выглядел в старости некогда сильный и храбрый вояка: сказались последствия хромоты — перегрузка одной части скелета за счет другой. В силу врожденного порока развития срослись второй и третий грудные позвонки, а пространство между ними на значительном протяжении окостенело. То же самое произошло и с межпозвонковыми суставами — позвоночник искривился, и, надо полагать, смолоду.

Так выглядело это своеобразное судебно-медицинское исследование, воспроизведенное спустя девять веков после смерти Ярослава.

Пришло время вручить Юлиану Григорьевичу письмо и попросить извинения за сыгранную шутку. В последний момент я передумала, мне захотелось послушать, что он прочтет в женском скелете. Я кое-что знала об Ингигерде — заносчивой дочери шведского короля, жены Ярослава. Брак заключался долго и не по вине русской стороны. Давно обо всем договорились послы, а невеста продолжала выдвигать требования. Брачным подарком подай ей город Альдейгаборг и его область, провожатым ее будет знаменитый муж Швеции, которому на Руси должно оказать достойный прием и выделить солидный земельный надел. Ярослав с тем и другим согласился, и почтенный спутник Рагваль ко всему прочему заполучил русскую Ладогу…

Первое, что Юлиан Григорьевич после короткого обследования черепа произнес, глубоко поразило меня.

— Не хотел бы я жить под ее началом…

— Почему? — невольно прервала я его.

— Ее черепная крышка слишком толста, в минуты раздражения и приливов крови к голове мозг в тесной черепной коробке, бессильный расправиться, причинял ей нестерпимую боль и приводил в бешенство.

Какое пророческое око, проникнув за грани веков, могло бы так верно обрисовать Ингигерду. В скандинавских сагах ее — дочь конунга — иначе не называют, как злой или бешеной…

— Вернемся к мужскому скелету, — предложила я, — нельзя ли на нем прочесть, сколько близких и дальних родственников наш хромоногий воин убил, на какие предательства отважился, и нет ли, кстати, объяснения одному из его сумасбродств… Зачем понадобилось ему выкопать кости Олега и Ярополка и, крестив их останки, хоронить в Девятинской церкви?

— Ты хочешь сказать, — нисколько не смущенный моим признанием, спросил Юлиан Григорьевич, — что мы обследовали скелет Ярослава Мудрого, автора «Русской правды»?

— Да.

— И много ошибок я допустил?

— Одну, — уверенно ответила я, — и немалую. Ярослав до десяти лет «сиднем сидел», вряд ли из него мог выйти храбрый воин.

Ничего мне Юлиан Григорьевич тогда не ответил, мы вернулись к этому разговору неделю спустя поздним вечером за чаем. Он разложил предо мной груду выписок из исторических источников, лист бумаги, испещренный расчетами, и предложил:

— Поговорим о Ярославе и о моей ошибке. Вот что пишут летописцы о его воинских доблестях: «…Ярослав, как князь и вождь дружины, участвовал в многочисленных походах, приведших к завоеванию многих земель на севере, востоке, западе и юге…» Мы вынуждены им верить, других источников нет. Верно ли, что Ярослав десять лет, вплоть до крещения Руси — 988 год — был недвижим, и только горькая весть о разводе Владимира с его матерью Рогнедой чудом поставила мальчика на ноги? Врожденное заболевание тазобедренного сустава не могло продолжаться десять лет, и если ребенок действительно стал передвигаться в 988 году, то на свет он явился лишь за два-три года до выздоровления. В таком случае Ярослав родился не в 978 году, как это трактует летопись, а значительно позже и жил меньше семидесяти шести лет. Напутали летописцы, чтобы оправдать миф о чудесном исцелении в году крещения Руси.

Он умолк, и я, уверенная, что он кончил, спросила:

— Сейчас, когда мы знаем, кого вслепую обследовали, нам, видимо, еще придется со скелетом повозиться.

Он некоторое время подумал и сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза