— Но если это озеро, то почему мы до берега не можем доплыть? — подала голос Юлька.
— Я же говорю: оно большое. С пару километров в поперечнике, наверное...
— Значит, буду грести в одном направлении, пока не опухну, — заключил Леха.
И лодка вновь заскользила в тумане под мерные всплески весел.
Сергей молчаливо глазел сквозь белесую муть, погруженный в невеселые мысли. Но потом ему пришло на ум, что если они и вправду оказались посреди озера в шести километрах от Бобровки — это даже к лучшему. Они ведь пытались уйти от речки? Пытались. И если это наконец-то произошло — возможно, у них появится шанс выбраться из треклятого лабиринта, так долго глумившегося над тремя путниками...
Он как-то неловко ерзнул на сиденье и случайно задел рану, сейчас же отозвавшуюся ноющей болью. Вспомнились рыжие бобровые резцы... И тут ему словно холодной водой в лицо плеснули. На что он надеется, олух? Разве не ясно, что прощаться с Бобровкой пока рано? Потому что Юльке еще предстоит туда вернуться — за бобром, которого он убил...
Черт возьми, как же он забыл про этот момент? И даже совсем уже было поверил, что они выплыли в Обь! Наивный чукотский юноша... Впрочем, спутники его ничуть не лучше: упустили из виду столь очевидный факт!
Из глотки вырвался нервический смешок.
— Ты над чем там угораешь? — полюбопытствовал Леха через плечо, не переставая размеренно грести.
Со скорбными интонациями в голосе Сергей озвучил товарищам осенившую его мысль.
Юлька восприняла слова брата как фатальное озарение и тут же приуныла. Судя по всему, она тоже тешила себя надеждой распрощаться с осточертевшей Бобровкой. Леха если и огорчился, то не подал виду и продолжал упорно махать веслами.
Сергей снова приумолк. Облизнул пересохшие губы, давно уже обветренные и потрескавшиеся, из-за чего порой даже улыбаться было больно. Ни с того ни с сего подумалось, что есть в этом какая-то досадная несправедливость: вон Леха с Юлькой лобзаются от всей души уже несколько дней сряду — и хоть бы что. А у него всё не слава богу...
На душе было тоскливо. А тут еще желудок, словно вторя общему настрою, уныло принялся протяжно подвывать. В памяти тотчас услужливо всплыла фраза Лехи насчет жареных чебаков. Старпом немедленно уточнил, как обстоят дела с этим насущным вопросом, и Юлька передала ему четыре завернутых в лист лопуха рыбки. На какое-то время тоска отодвинулась на задний план — Сергей занялся ужином...
Леха греб, наверное, уже с час — добросовестно, без передышки, —однако впереди по-прежнему не было заметно ни малейших признаков берега. Да и туман не думал рассеиваться. В конце концов у самоотверженного энтузиаста иссякли последние капли терпения — он начал бормотать сквозь зубы невнятные фразы, по всем признакам предназначавшиеся не для девичьих ушей. Оставалось только гадать, насколько отборная ругань разносилась бы сейчас над затянутой туманом водной гладью, не сиди перед гребцом Юлька.
Она сочувственно положила руку ему на плечо, приостановив череду однообразных движений, и сказала:
— Ну хватит, Леш, не мучай себя. Мне уже смотреть на тебя больно...
Леха сразу обмяк, выпустил весла, тяжело и протяжно выдохнул.
— Давай я тебя сменю, — предложил Сергей.
— А смысл? — товарищ переменил позу, принялся мять затекшее колено. — По-моему, бесполезняк это всё. Да и в фонарике вон уже батарейка садится.
— Но должен ведь где-то берег быть!
— Наверно. Но что-то мне подсказывает, что нам до него не добраться, пока туман не рассосется.
— Так он, может, до утра не рассосется!
— Скорее всего. Поэтому придется ночевать в шлюпке.
— Заманчивая перспектива...
— Базару нет...
Однако прежде, чем трое путешественников смогли разместиться в лодке хотя бы с отдаленным намеком на удобство, им пришлось изрядно помучиться.
Первым делом убрали сиденья. Прорезиненное днище было холодным, поэтому его застелили покрывалами и вообще всем, чем только можно. Леха с Юлькой улеглись рядышком головами к корме, а Сергею пришлось пристраиваться в носовой части наискосок, водрузив ноги на борт, потому что в лодке им не нашлось места. Рюкзаки и прочие вещи кое-как распихали по разным углам.
Наконец все поползновения были завершены — пришла пора отправляться в объятия Морфея. Правда, удалось это далеко не сразу: какое-то время все трое еще ворочались, пытаясь устроиться поудобнее. Первым заснул Леха — видно, гребля его изрядно утомила, тем более что он давненько не практиковался. Вскоре засопела и Юлька, пригревшись у него на груди.
А вот Сергей долго не мог заснуть: томился в какой-то мутной полудреме, то проваливаясь в глубины забытья, где перед ним представали безликие, хаотичные образы, то вновь выныривая на поверхность, где не было ничего, кроме туманного мрака над головой. И опять закрывал глаза, погружаясь в дремоту, и темнота снова на время отступала, сменяясь беспорядочными, отрывочными картинами в стиле Сальвадора Дали, где одно перетекало в другое и ничто не имело четких, привычных черт...