Они вернутся

И Сергею вдруг показалось, будто вся речка ему улыбнулась — широкой, радушной улыбкой, блеснув рыжими резцами, топорща в стороны длинные седые усы... и почему-то навевая ассоциации с книжкой про приключения Алисы в Стране Чудес.

«Чеширский Бобр!» — мяукнула в голове задорная мысль.

Сергей тоже улыбнулся речному хозяину в ответ.

— Спасибо... — прошептали обветренные губы.

...Сквозь завал пробраться всё же удалось, несмотря на отсутствие топора. Пришлось, правда, перетаскивать лодку через стволы, но это давно уже стало привычным делом. Можно было обойти по левому берегу, но Сергей вновь вспомнил про то, как два (или три?) дня назад они решили не оставлять непройденным ни одного участка реки, и на всякий случай предпочел придерживаться этой стратегии. Оставалось только надеяться, что на пути не встретится такой завал, через который и с топором-то не прорубишься, а уж без топора — и подавно.

Благополучно преодолев препятствие, Сергей первым делом вновь поблагодарил хозяина Бобровки. Потом запустил руку за пазуху, вытащил серебряный крестик, задумчиво посмотрел на крохотную фигурку распятого Иисуса.

— Прости меня, Господи... — проговорил он.

Всё это время ему не давала покоя одна неотвязная мысль: хозяин реки, Великий Бобр, дух-тотем... ведь всё это — форменное язычество. Как же увязать его с христианством? По всему выходило, что никак. Для христианской веры всё языческое — это бесовщина. Поэтому Сергей и не знал, как ему быть. Не хотелось гневить ни здешнего древнего духа, ни православного Господа Бога, хотя старпом и понимал, что пытается, как ни вертись, усидеть на двух стульях... Должно быть, нечто подобное чувствовали его далекие предки после крещения Руси: вера отцов и дедов еще долго жила в их душах — вот и молились они поочередно то Иисусу Христу, то Перуну с Велесом...

Хотя, может, надо было поступить совсем не так? Может, следовало вытащить крест, сунуть его под нос бобру и провозгласить: «Изыди, бес!» — и трижды перекрестить сатанинское отродье, дабы сгинуло оно восвояси?..

Сергей устыдился и даже испугался таких мыслей — и тут же отогнал их прочь. Нет уж, не стоит навлекать на себя гнев хозяина этих мест, тем более сейчас, когда только-только забрезжила надежда...

Ему вспомнился эпизод из книги Федосеева «Злой дух Ямбуя», где главный герой, геолог, спрашивает старуху эвенкийку: почему она продолжает молиться духам несмотря на то, что ее давным-давно окрестили в православную веру? На что старая мудрая женщина отвечает примерно следующее: «Кому нужен твой Христос? Он шибко далеко на небе — как выпросить у него добра? Другое дело духи: они живут здесь, в тайге, — всё видят, всё знают. И не терпят, чтобы над ними смеялись. Разгневаешь — пошлют грозу, голод, мор, ребенка отнимут, угонят оленей. А хорошо о них будешь думать — подарят удачу. Им всё дано...»

Поэтому он еще раз попросил прощения и у языческого духа, и у православного Бога, а в дальнейшем старался как можно меньше зацикливаться на этой сложной дилемме.

К вечеру погода начала портиться: поднялся ветер, нагнал откуда-то облаков. Солнце то скрывалось за ними, то снова выглядывало, как бы подбадривая приунывшего путника.

А Сергей сидел и разминал правую руку: от непрерывной гребли ее свело судорогой пониже локтевого сгиба. Лодка, на какое-то время предоставленная течению, медленно дрейфовала вперед, иногда разворачиваясь боком и даже задом. Вслед за нею тянулась длинная дорожка из желтых листьев: это пять минут назад, когда Сергей проплывал под склонившейся над водой березой, внезапный порыв ветра сорвал с дерева пожухлое осеннее убранство и обсыпал лодку, словно охапкой конфетных фантиков из мусорной корзины. И вот сейчас Сергей глядел на этот растянувшийся за кормой пестрый шлейф («кильватер», как наверняка сказал бы Леха), массировал отдающее тупой болью предплечье — и ему вдруг ни с того ни с сего пришло в голову, что есть в этом нечто иронично-символичное. Листья, которые родились и провели всю свою жизнь под сенью матери-березы, лишь с приходом смерти отправляются в первое настоящее путешествие... Не так ли и души людские, покидая земную юдоль, начинают свой путь в неведомое, чтобы в конце концов раствориться в мироздании, слиться с космосом воедино?..

А потом на ум пришло и другое сравнение: для опавших листьев Бобровка — это река Стикс, по которой они отправляются в свой последний путь. А вот что она для Сергея?..

От такого вопроса стало не по себе. В мозг вдруг холодной змеей вползла мысль: а что если на самом деле он тоже умер? Может быть, они все втроем — Сергей, Леха, Юлька — погибли где-нибудь еще в самом начале похода? И все их дальнейшие блуждания по Бобровке-Стиксу — это потусторонние испытания («мытарства»), через которые обязана пройти каждая человеческая душа перед тем, как попасть в рай или в ад. И если сначала эти мытарства были общими для всех троих, то сейчас каждый проходит их по отдельности...