– Тебя остановят… – слабым голом начал Сильвера, стараясь не нагружать сломанную лодыжку, но тут лицо короля вампиров, скривившего губы от отвращения, надвинулось на него.
– Кто? – ухмыльнулся Вулкан. – Ты? Эти двое? Или труп, что лежит на полу? Думаю… нет. Ох, священник, я чувствую, как бушует кровь в твоих венах! Я вижу ее! Я хочу, чтобы она была у меня внутри, чтобы она согрела меня, как ласковое пламя. А завтра ночью ты позабудешь об всем и обо всех, кроме меня.
Вулкан быстро оглянулся на Кобро:
– Священник мой. Вы с девчонкой можете взять этих двоих. – Он показал на Палатазина и Томми. – Когда закончите, возьмите эту мертвую мразь и скормите собакам. А теперь, священник, ты пойдешь со мной.
Он схватил Сильверу за руку и подтолкнул к двери. Священник заскрежетал зубами от боли, но у него не было другого выбора, кроме как подчиниться. Проходя мимо Палатазина, Сильвера лишь смутно узнал его, но, когда тот попытался заговорить, Вулкан открыл дверь и вытолкал священника в коридор. Дверь закрылась с твердой, ужасающей бесповоротностью.
Кобро мгновенно подошел к ней и задвинул засов. Палатазин попятился, пытаясь заслонить Томми. Глаза Соланж в дальнем углу зала засияли слабо, но зловеще. Кобро усмехнулся и засунул маузер обратно под куртку. Теперь он был не прочь немного растянуть удовольствие.
– Некуда деться, – с издевкой заговорил он. – Некуда бежать. Какая жалость! Ты будешь жить вечно, старина. Веди себя хорошо, и завтра ночью я разрешу тебе вылизать мои ботинки. Как тебе это?
Он двинулся вперед, пальцы в черных перчатках изогнулись когтями.
Продолжая пятиться, Палатазин и Томми наступили в лужу, вытекшую из того, что осталось от головы Уэса Ричера.
– Эй, Соланж! – позвал Кобро. – Можешь забрать себе мальца. А я возьму старину Палатазина.
Соланж поднялась на ноги и подошла к трупу, не отрывая взгляда от него, как во сне, один неуверенный шаг за другим.
Палатазин запнулся об обломки стола совета. Черная ножка с затейливыми завитками торчала из них, словно бычий рог. Она уже почти отломилась, и, когда Палатазин вывернул ее с последней волной уплывающих сил, ножка осталась в его руке – внушительная двухфутовая дубинка с расщепленным концом. Кобро все еще приближался, теперь более осторожно, уклоняясь и делая обманные движения, низкий смех клокотал в его горле. Его глаза впились в Палатазина, и Палатазин почувствовал, как его нервы выжигаются. Его руки на ножке стола были скользкими от пота.
Соланж за спиной у Кобро склонилась над трупом. Обжигающе сладкий запах сочащейся крови сводил ее с ума. Ей не хватило крови, выпитой у Палатазина, чтобы согреться, и она должна была продолжать – должна, – чтобы не дать замерзнуть венам. Соланж опустила голову к луже и лакала ее с закрытыми глазами, словно изголодавшееся животное. Она узнала аромат. Воспоминания вскипали в голове, как радужные пузыри из черной застоявшейся лужи. Соланж как будто проснулась после кошмара в наполненной солнечным светом и запахом цветов комнате, и стоит ей перевернуться на другой бок в постели, как она сможет обнять Уэса и прижаться к его телу. Темно-красные капли падали с ее губ, она подняла голову и поняла, что не видит своего отражения в мерцающей луже. В крови были воспоминания, от которых ей стало холодно, очень холодно. Она прикоснулась к его голове, к знакомому ералашу волос на мертвом черепе. Мощные потоки извивались и бурлили в ней, армии сражались за единственный фут земли. Она была мертва. Но не совсем мертва, но и не жива. Существовала во мраке. И тот, кто с ней это сделал, теперь со смехом приближается к этим двум смертным. Тот, кто забрал ее из света во тьму. Тот, кто убил Уэса. Не мертвый. Не живой. Не мертвый. Не, не…
Она обхватила голову руками и закричала.
Кобро вздрогнул и оглянулся на нее.
И Палатазин ударил расщепленной ножкой стола ему в сердце. Однако острие ударило в маузер в кобуре под курткой, и Кобро только пошатнулся. Он тут же схватил импровизированный кол, вырвал его из рук Палатазина и отбросил в сторону.
– Не выйдет, Ван Хельсинг! – ухмыльнулся он. – Так старину Кобро не прикончишь!
Руки его молниеносно взвились, откинули назад подбородок Палатазина и обнажили искусанное горло. Томми ухватил Кобро за волосы и попытался выдавить ему глаза, но вампир наотмашь ударил мальчика по щеке, словно муху прихлопнул. Оглушенный, Томми упал.
Рот Кобро приоткрылся. Палатазин сопротивлялся как мог, сознавая, что через мгновение вольется в ряды нежити. Голова Кобро наклонилась, клыки выскочили на изготовку.