Они жаждут

Дверь открылась и захлопнулась снова, а затем наступила тишина, если не считать хриплого дыхания Бев. Она смотрела на сына, и слезы скользили по ее щекам.

– Это все не важно, – тихо проговорила она. – Ничуточки. Мы ведь нашли друг друга. И всегда будем рядом. Они просто не понимают, как плохо быть одной, правда же, Уолти? Больше ничего не важно. Начинай же. Скорее.

И он начал.

Спальня, Бев и стены горчичного цвета подернулись рябью, словно вода в пруду от брошенного камня. Волны усилились, задвигались все быстрей, и вся картина внезапно пропала, как будто ее засосало в темные глубины водоворота.

Таракан протер глаза и сел на кровати в своей сырой, холодной квартире. На улице было еще темно, где-то играл музыкальный автомат. В клетках шебуршали черные тараканы. Он встал, подошел к окну и посмотрел на Колорадо-стрит. Сон о матери так взволновал его, что на лице выступил пот. И разозлил, хотя он и не мог толком понять почему. Возможно, потому, что он знал, какой лживой она была. В конце концов, она его бросила, и это из-за матери его отправили в то ужасное место – сумасшедший дом, где люди все время смеялись и кричали, где его заставляли глотать таблетки и пить много воды. В глубине души он нуждался в матери и ненавидел эту нужду. Когда Таракан найдет свою мать – а Мастер пообещал, что однажды это случится, – ему больше не придется бояться, что он опять окажется в сумасшедшем доме. И все будет хорошо.

Он прошел через комнату к столу, на котором стояли маленькие клетки с тараканами. Их спины блестели в темноте, как черные доспехи. Он взял спички, чиркнул одной и поднес к клетке, тараканы расползлись подальше от нее. Когда пламя сжалось до крошечной красной точки, он услышал, как они снова забегали, перебираясь через сородичей.

Уолтера Бенефилда больше не было. Теперь его звали Таракан, и это имя ему нравилось. Получив четыре месяца назад работу дезинфектора в «Аладдине», он изучал их предсмертную агонию, после того как распылял дурсбан или диазинон в щели между стенами и полом. Порой тараканы выплескивались наружу в каком-то подобии танца, бегали, дергались и падали, когда начинали задыхаться от химикатов. Частенько среди них попадались крупные черные тараканы, настоящие быки в стаде, которые вдруг оживали и бросались наутек. Именно таких он ловил руками, бросал в пластиковый пакет и относил домой для экспериментов. Он преклонялся перед их силой, их невероятной стойкостью – мало что было способно справиться с мощным трехдюймовым быком. От диазинона они могли на время обезуметь, но без повторного опрыскивания быстро приходили в себя. Даже раздавить их было не так уж просто, на короткое время они притворялись мертвыми, а потом, словно неутомимые танки, уносились прочь, волоча за собой свисающие из брюха внутренности. Они были очень быстры, эти настоящие выживальщики, которые сохранялись практически неизменными миллионы лет. Месяц за месяцем он пытался сжечь их, потопить в унитазе, удушить, сварить в кипятке, проводил десятки других смертельных экспериментов. Мало что приносило результат. По чистой случайности пакетик с тараканами оказался при нем, когда он посадил к себе в машину ту первую девушку. Потом она умерла, а он задумался о том, задохнутся ли тараканы у нее во рту или нет, и взялся за работу. В конце концов они задохнулись, и он был очень доволен собой. И стал вдвое довольней, когда узнал из газет, что его прозвали Тараканом. Он посчитал это честью для себя и решил, что и дальше будет делать то же самое, просто забавы ради, потому что газеты и полиция, видимо, ожидали от него повторения.

Теперь, глядя на свое отражение в зеркале, он подумал, что становится похожим на них. Широкие, чуть сутулые плечи; большие, мускулистые руки, как стальные зажимы; тяжелый лоб с темными бровями и маленькие черные глаза, не пропускающие ничего. Когда-то у него были черные вьющиеся волосы, но, устроившись в «Аладдин», он коротко постригся, и остался лишь выпуклый, почти голый череп. Крохотные уши и костлявые, выпирающие локти довершали образ, который он сам себе представлял, – будто с ним происходят эволюционные изменения, которые преодолевают границу между человеком и насекомым, прибавляют ему силы и сообразительности, делают его почти непобедимым, как тараканы.