Они жаждут

Кролик находился всего лишь в трех футах от спасительного колючего куста, когда черный, как ночь, мотоцикл — «чоппер» марки «харли-дэвидсон» с мотором в 760 кубических сантиметров — мчавшийся со скоростью почти 80 миль в час, сделал небольшую дугу и передавил позвоночник кролика точно посередине. Кролик пискнул, послышался хруст костей, и маленькое тельце забилось в смертных судорогах. Огромный мотоцикл, амортизаторы которого едва почувствовали толчок, понесся дальше на север.

Несколько минут спустя, волнообразно извиваясь по сухой земле, к остывшему трупику кролика поспешила гремучая змея. А сидевший на мотоцикле седок, закутанный в кокон скорости ветра, насколько это позволяла мощность луча фары, легким движением руля направил машину на центральную полосу шоссе. Он шевельнул ладонью в черной коже перчатки, мотор взревел, как хорошо накормленная пантера, и метнул мотоцикл вперед, пока стрелка спидометра не зависла почти на 90 милях. Укрытый за черным предохранительным шлемом с опущенным забралом, водитель улыбнулся. На нем была черная кожаная куртка, сидевшая очень плотно, и выцветшие джинсы с кожаными латками на коленях. Куртка была старая, потертая, на спине флюоресцентными красками нарисована вставшая на хвост кобра с расправленным капюшоном. Краска уже начала шелушиться и осыпаться, словно кобра линяла, меняя кожу. Мотоцикл с громовым грохотом уносился на север, разрезая вставшую впереди стену, тишины, оставляя за собой разбуженных дрожащих обитателей пустыни. Справа от шоссе возник аляповато нарисованный плакат — несколько голубых музыкальных нот над парой красных пивных бутылок.

Полотно плаката было, словно оспой, испещрено старыми дырами от пистолетных выстрелов. Края дыр успели порыжеть на солнце. Всадник мотоцикла бросил небрежный взгляд на плакат, где значилось: «Прямо впереди! Водопой!» Ниже было добавлено: «Заправь ее как следует, приятель».

«Да, — подумал человек на мотоцикле, — давно пора заправиться».

Две минуты спустя показался первый отблеск голубого песка на черном фоне ночного неба. Водитель начал снижать скорость. Стрелка спидометра быстро опустилась до 80, потом до 70, 60… Впереди уже были видны голубые неоновые буквы «Водопой», светившиеся над входом в приземистое деревянное здание с плоской пыльной красной крышей. Вокруг строения, словно усталые осы вокруг улья, сгрудились три легковушки, джип и пикап-грузовик, большая часть голубоватой краски которого уже слущилась до красной грунтовки.

Водитель мотоцикла завернул на заросшую сорняком площадку стоянки и выключил двигатель. Грохот мотоциклетного двигателя тотчас же сменился носовым голосом Фрэдди Фендера, певшего о «растраченных днях и пропавших ночах». Водитель опустил ножку подставки, позволяя черному «харли» легко податься назад, словно присевшему отдохнуть зверю. Когда он отошел от машины, мускулы его были напряжены, словно струны рояля, и в той точке, где сходятся ноги, жарко пульсировало.

Он отстегнул ремешок шлема под подбородком и снял его, обнажив лицо с резкими хищными чертами, белое, как будто высеченное из мрамора. В темневших на этом необыкновенно белом лице провалах глазниц скрывались белые глаза, чуть разбавленные розоватостью сосудов. На расстоянии они казались розовыми, как у кролика, но вблизи было видно, что это глаза змеи — холодные, блестящие, немигающие, гипнотизирующие. Волосы у него были желтовато-белые, коротко постриженные. Голубоватые вздутые вены на виске пульсировали почти в ритм с грохотом ударника из музыкального автомата — джук-бокса. Он повесил шлем на ручку мотоцикла и направился к зданию, бросив взгляд на стоявшие возле него машины. В кабине грузовика на полке лежала винтовка, у одного автомобиля на заднем бампере была сделана надпись: «Нацепи всем им рога!», над зеркальцем заднего вида в джипе болталась пара зеленых игральных костей.

Когда водитель мотоцикла вошел в обширную комнату, где в жарком воздухе стлался сигаретный дым, все шестеро мужчин, находившиеся там — трое играли в карты, двое у бильярдного стола, один за стойкой бара — подняли на него глаза и замерли. Мотоциклист-альбинос по очереди ответил на каждый взгляд, потом сел на один из табуретов у стойки, и кобра на его спине в полутьме комнаты показалась цветовой вспышкой. После нескольких секунд тишины один из игроков ударил кием по бильярдному шару. Удар прозвучал, словно выстрел…

— А, дерьмо! — воскликнул один из игроков, широкоплечий мужчина в красной клетчатой рубашке и пыльных лосинах, которые не меньше сотни раз побывали на колючей проволоке. У него был тягучий техасский выговор. — По крайней мере, я подпортил тебе удар, а, Мэтти?

— Ну, в самом деле, — согласился Мэтти. Ему было под сорок, и состоял он, казалось, из одних ног и рук. Кроме того, у него были рыжие волосы и нахмуренный лоб, блестевший от пота из-под грязной ковбойской шляпы. Он медленно жевал зубочистку, стоя у самого стола, и не спеша оценивал положение шаров, одновременно поглядывая уголком глаза на этого странного белесого типа.