Через некоторое время мать была уже не в состоянии двигаться дальше. Задрожав, она упала на снег. Ее вырвало, и мальчик отполз в сторону от парящей лужи, глядя назад, туда, где за черными Ветвями сосен скрылся дом. Лицо его было обожжено морозом, и он подумал, останется ли в живых отец. Почему мама в него выстрелила? Папа так любил их, а она в него выстрелила. Нет, только нехороший человек мог поступить так!
— Папа! — позвал мальчик, услышав в ответ лишь шум ветра, словно издевательски копировавшего человеческий голос. Веки мальчика были тяжелы от инея.
— Папа! — его детский усталый голос стал хриплым.
Но тут мать с трудом поднялась на ноги, снова заставляя его идти, хотя он и пытался вырваться. Она яростно тряхнула его — белые полосы замерзших слез окаймляли ее лицо, как белая оторочка на вышивке, и прокричала:
— Он мертв! Ты не понимаешь? Нам нужно бежать, Андре, чтобы спастись, мы должны бежать!
Услышав эти слова, мальчик решил, что она наверняка сошла с ума. Папа серьезно ранен, это так, потому что она выстрелила в него, но папа был еще жив. Нет-нет, он там, дома, ждет.
И в это мгновение свет пронизал полог тьмы. Они увидели придавленную снегом крышу. Из трубы валил дым. Они бросились бежать к этим огням, спотыкаясь, с трудом переставляя окоченевшие ноги. Женщина что-то бормотала про себя, истерически смеялась и все сильнее тащила мальчика за руку. Мальчик из последних сил сопротивлялся ледяным пальцам мороза, сжимавшим его горло.
«Ложись, — шептал ему на ухо ветер, теперь дувший в затылок, — ложись прямо здесь и спи, эта женщина ранила твоего отца, она может ранить и тебя тоже. Ложись в снег прямо здесь, полежи немного, и тебе будет тепло. А утром за тобой придет папа, да, спи, малыш, забудь обо всем остальном!»
Над массивной дверью скрипела видавшая виды вывеска. Мальчик разобрал смутно белевшие буквы: «Гостиница Доброго Пастуха». Мама яростно заколотила в дверь, одновременно тряся мальчика за плечо, не давая ему заснуть.
— Впустите, пожалуйста! Впустите нас! — кричала она, колотя в дверь побелевшими, окоченевшими кулаками, которые уже ничего не чувствовали.
Мальчик споткнулся и упал, голова его поникла.
Дверь вдруг отворилась, к ним протянулись чьи-то руки. Колени у мальчика подогнулись, он услышал стон мамы, и холод — словно кто-то любящий и далекий — в последний раз поцеловал его. Он заснул.
Часть первая.
КОТЕЛ
На шоссе № 285, пересекавшем Техас от форта Стоктон до Пекоса, лежала звездная ночь, черная, как асфальт самого шоссе, в полдневную жару едва не кипевший, будто варево в котле. Темной ночью погруженный в неподвижность, подобную затишью в океане бури, он оказался как бы пойманным в промежуток между закатом и рассветом. Во все стороны уходила плоская, как сковородка, прерия, лишь местами однообразие нарушали кактусы и колючие кусты. Останки старых автомобилей, обглоданные испепеляющим солнцем и время от времени случавшимися пыльными бурями, давали убежище для гремучих змей.
Рядом с одним из таких темневших голым металлом корпусов с давно выбитыми стеклами, выдранным двигателем, который унес какой-то предприимчивый техник, нюхал землю кролик, надеясь отыскать признаки воды. Почуяв глубинную прохладу подземной воды, кролик принялся передними лапами рыть землю. Вдруг он замер, поведя носом в сторону днища старой машины. Почуяв запах змеи, он насторожился. Из темноты донеслось погромыхивание дюжины погремушек, и кролик отпрыгнул назад. Ничего не произошло. Инстинкт подсказывал кролику, что под машиной выкопано змеиное гнездо, и шум, поднятый детенышами, привлечет внимание матери, которая отправилась на охоту. Нюхая грунт, чтобы не попасть на путь змеи, кролик переместился ближе к шоссе, похрустывая гравием под лапками. Он успел наполовину пересечь асфальтированную полосу, направляясь к собственному жилищу, когда внезапная вибрация почвы заставила его замереть на месте. Поводя длинными ушами, кролик повернул голову на юг, в сторону звука.
Над горбом шоссе медленно всходил сверкающий диск. Словно загипнотизированный, кролик смотрел на него. Ему иногда случалось, стоя над своей норкой, наблюдать за медленно проплывающим над головой белым диском ослепительного света. Тот диск был больше этого. Иногда он был желтым, а иногда вдоль диска змеились какие-то полосы, словно щупальца, и в воздухе оставался запах так и не пролившегося дождя. И на этот раз кролик не испугался, потому что возникший из темноты сверкающий диск напоминал ему тот, большой диск дневного света. Но вибрация, которую он чувствовал, заставила шерсть на его спине приподняться. Диск становился все больше и больше, и с ним приближался, становился все громче звук, похожий на раскаты грома. В следующее мгновение кролик был ослеплен. Нервы послали панический сигнал опасности в мозг. Кролик поспешил к безопасному краю шоссе, бросая вдоль полотна асфальта длинную бегущую тень.