Они жаждут

Владелец бара, полный мексиканец с татуированными предплечьями и черными глазами, которые словно были придавлены тяжелыми веками, двинулся вдоль стойки бара, следуя за мокрой тряпкой, которую его ладонь толкала впереди.

— Чем могу? — спросил он альбиноса и взглянул ему в лицо. В то же мгновение ему показалось, будто в позвоночник ему ткнули альпенштоком. Он бросил взгляд в сторону Слима Хокинса, Бобби Хейзелтона и Рея Коупа, уже три часа сидевших за своим бесконечным покером, в которой они всегда играли вечером по пятницам. Он заметил, что Бобби ткнул Рея локтем в ребра и ухмыльнулся, качнув головой в сторону бара.

— Пиво, — сказал тихо альбинос.

— Момент! — Лучи, владелец бара, с облегчением отвернулся. У этого мотоциклиста был уж слишком экстравагантный, грязноватый и нездоровый вид. Едва ли это взрослый мужчина, скорее всего ему лет 19 или 20. Лучи взял с полки пивную кружку, а из стучащего холодильника бутылку «Одинокой звезды». Из джук-бокса полился голос Долли Партон, которая пела: «Горю я, малыш, горю». Лучи подтолкнул кружку вдоль стойки в направлении альбиноса и тут же быстро отодвинулся, натирая тряпкой деревянный прилавок. У него было такое чувство, что он потеет в жарком сиянии полуденного солнца.

На зеленом сукне бильярдного стола с хрустом столкнулись шары. Один из них вкатился в боковую лузу.

— Вот так, Вил, — протянул Мэтти. — Значит, должен ты мне теперь тридцать пять, верно?

— Верно-верно. Черт возьми, Лучи, выключи ты этот дерьмовый ящик. Человек не может сосредоточиться на игре!

Лучи пожал плечами и качнул головой в сторону стола, где играли в покер.

— Мне нравится, чтобы громко! — сказал Бобби Хейзелтон, ухмыляясь поверх своих королей и десяток. Он имел короткую стрижку и сверкающий золотой зуб и был наездником в сезонном родео. Три года назад он уже нацелился было на первое место по Техасу, когда не конь, а черный зверь по кличке Твистор сбросил его и сломал ему в двух местах ключицу. — Музыка мне помогает думать. Вил, иди-ка сюда, я должен помочь тебе носить тяжелый бумажник, он оттягивает тебе карман!

— Ну, нет! Мэтти и так слишком хорошо успел сегодня над ним потрудиться.

Вил положил свой кий на полку, бросил быстрый взгляд на альбиноса, потом на Бобби.

— Вы, парни, лучше присматривайте за стариной Бобби, — предупредил он. — В прошлую пятницу он нагрел меня на полсотни зелененьких.

— Просто мне везло, — сказал Бобби. Он раскрыл карты, разложив их на столе, и Слим Хокинс сказал мрачно: «Дерьмо-о-о».

Бобби протянул руку к фишкам и забрал их.

— Что б мне так везло! — сказал Рей Коуп, наваливаясь на стол.

Слим Хокинс опустошил бумажный стаканчик и сказал таким же мрачным голосом:

— Иисус Христос, ну и жара!

Взгляд его упал на красную кобру, нарисованную на спине мотоциклиста. «Чертов мальчишка, — подумал он, сузив свои голубые холодные глаза, обрамленные усталыми морщинами. — Небось знать не знает, каково зарабатывать себе на жизнь. Может, он из тех панков, что несколько дней назад грабанули магазин у Джеффа Харди в Пекосе». Он смотрел, как альбинос подносит к губам кружку с пивом. «Ручки у него в перчатках, — подумал Коуп, — наверное, такие же беленькие и мягкие, как бедра у Мэри Руф Кеннон». У него самого ладони были большие и мозолистые, покрытые многочисленными ссадинами и шрамами после десяти лет работы на ранчо.

Голос Долли Партон постепенно затих. На диск опустилась новая пластинка, некоторое время она шипела, будто горячий жир на жаровне, потом Вейлон Дженнингс запел о том, как он отправился в Люкен-Бич, штат Техас. Мэтти крикнул Лучи, заказывая новую бутылку «Одинокой звезды» и свежую пачку «Мальборо».

Альбинос выпил свое пиво и сидел, глядя некоторое время на кружку. Он начал слегка улыбаться сам себе, словно вспомнил какой-то анекдот, но улыбка была жуткой и холодной, и Лучи повел зябко плечами, когда случайно взгляд его упал на лицо альбиноса. Альбинос развернулся на своем табурете, отвел назад руку с кружкой и запустил ею прямо в музыкальный аппарат. Цветное стекло и пластик полетели во все стороны с таким грохотом, словно одновременно выпалила дюжина ружей. Голос Вейлона Дженнингса перешел в пронзительный фальцет, потом прогрохотал басом, словно диск проигрывателя сошел с ума. Замигали лампочки, пластинка окончательно остановилась. В баре повисла абсолютная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием осколков стекла, падавших на пол.

Лучи поднял голову от кружки с пивом, которую он наполнял для Мэтти. Он уставился на искалеченный джук-бокс. «Мадре де диос! — подумал он. — Эта штука обошлась мне пять лет назад в 300 долларов!» Потом он повернулся к альбиносу, который наблюдал за барменом с улыбкой не более веселой, чем оскал черепа. Наконец Лучи обрел власть над своим голосом:

— Ты, ненормальный! — завопил он. — Какого дьявола ты это сделал?

У покерного стола заскрежетали отодвигаемые стулья. В баре тут же, словно озоном, запахло опасностью и натянутыми нервами.

Глядя на мужчин своими холодными, как цельные куски льда, глазами, альбинос сказал:

— Мне не по вкусу ваша дерьмовая музыка.