Когда родители съезжали в летне-огородный период на дачу, мы собирались у меня или еще у Пня иногда, у Сереги родители минчане. И вот у меня сидим в субботу, мы втроем как обычно и еще двое, они тоже почти друзья нам, хорошие знакомые. Пьянка не просто так, а потому что у одного из этих двоих, Славы, типа трагедия на личном фронте, разбитое сердце типа. То есть она ему изменила, точнее изменяла, а он не знал, потом созналась и сказала, что нужно расстаться, стандартная фигня, шлюх таких дохера кругом. Но что еще неприятно, оказывается там чуть не полшколы (мы с ним в разных школах учились, он – в сто девяносто третьей) уже знало, что она на стороне крутит, и никто, суки, ему не сказал; закрутила она с чуваком постарше, вроде в вузе (ВУЗ) он учится и вроде приезжий, колхозник, сука.
Ну пьем, Слава естественно грустный, поливает ее отборным матом, мы поддерживаем и тоже стараемся пообидней слова подобрать. В общем-то она конечно шалава, шлюха и мразь, тут понятно, оказалась слабой на передок, ебацца сильно любит, сука. Пьем, обсуждаем, хочется от этой темы уйти, что повеселее придумать, но Слава все равно переводит разговор в одну тему.
Когда уже нормально так подпили, а Слава себе больше наливал и мало закусывал, поэтому попьянее нас был, то он «прозрел» и пришла «толковая» мысль ему – поговорить с хахалем этим. У того есть мобильник (у нас ни у кого мобильника нет, тогда мобилы были очень большой редкостью) и номер Слава знал, надо типа ему позвонить и побазарить что и как, так сказать, расставить точки над и, когда она с ним, что, давно ли трахаются, сколько вместе… Подозрительно конечно, что у Славы номер телефона его вдруг оказался, может и так, что он изначально хотел поговорить, только смелости не хватало трезвому – решил вот с нами залиться и «осмелеть», рисануться, кроме того, типа крутой, сча тему будет разруливать. Звонит (с домашнего моего), мы рядом, слушаем, до этого каждый насоветовал, что говорить, как прессовать хуилу, Пень настаивал, чтобы он сходу его петухом назвал, это как бы самое обидное по его мнению обзывательство. Звонит, специально делает голос грубее и размеренно втирает это все: «Здарова, это Слава, ее парень, бывший, а ты в курсах, что она и с тобой, и со мной, а чего если в курсах был – дальше с ней ходил, это же не по-пацански, понимаешь кто ты теперь, сколько с ней были, когда спать стали, че у вас там – любовь или что, ты пойми, мы с ней с шестого класса вместе, родители друг друга знают уже, а тут ты нарисовался, как прыщ, как мозоль, ваще все это неправильно…» Загоняет короче ему тему, потом махнул нам рукой, чтоб мы ушли, типа разговор долгий и личный. Какое-то время мы пили, он бубнел в трубку в коридоре, потом видно не договорились они и уже громко посыпались угрозы, конкретная ругань. В итоге Слава забил Колхознику (мы сразу его стали так называть) стрелку около своей школы, кинул трубку и стал метуситься по квартире как ужаленный.
Блять, спрашивается нахуя нам все это надо, из-за пизды канитель разводить, стрелки эти, ну просто это несерьезно, баб других хватает, разошлись и разошлись, какая к ебеням любовь… Но и не кинешь его, поддержать надо, какой-никакой друг, естественно придется на стрелку идти. Правда, когда еще добавили и врубили Оникс на всю катушку, то и всем уже захотелось, так сказать, крови, кураж попер, злость. Наваляем этому, сука блять, колхознику и друзьям его сельским, раскатаем уродов, пидорасы ебаные! Я перед зеркалом отрабатываю технику. Пень разошелся и продолжает свою тему про отпетушить и жопу порвать, Пень дебил, ему можно. Серега варианты просчитывает, стратегию думает. Реальный такой задор попер, загорелись, короче, все. Через два часа около сто девяносто третьей школы, колхозники подъедут, их будет пятеро (на пятерых договаривались)…
Идем к школе. Одно херово – это та часть района, где мы мало кого знаем, вот если б около нашей школы… Уже поздний вечер, людей на улице нет (на нашем районе по вечерам лучше не высовываться). Идем, горим, меня вообще поперло, кипит все внутри, во многом конечно от выпитого. Я вырываюсь вперед: «Пойду все узнаю, пробью обстановку», – нахера поперся непонятно, пьяной смелости много было.