Онмёдзи

Фудзико проводила все ночи в слезах. Как настанет ночь, так она вспомнит ласковые слова Корэмити, вспомнит силу его рук, обнимавших ее. Выйдет луна, так она вспомнит, как звучала флейта, на которой играл для нее Корэмити. И как подумает она, что больше никогда с Корэмити не встретиться, что никогда его руки больше ее не обнимут, что никогда больше она не услышит звуков его флейты… Так снова слезы переполняют ее глаза, и воспоминания сжигают ее.

И однажды решила она, что хочет встретиться с мужем, пусть даже и мертвым.

И с этим она пришла к монаху Титоку.

Со слезами упала она в ноги Титоку: «Хочу непременно встретиться с мужем! Сделайте что-нибудь!»

«Мне очень жаль, но… — ответил ей Титоку, — у меня нет таких умений, чтобы вернуть в этот мир мертвеца».

«Что же, тогда может быть Вы знаете кого-нибудь, кому это под силу? Ах, если бы это было исполнимо… Я бы отдала любые деньги!» — так сказала Фудзико. Дескать, отец и муж ей оставили кое-что после себя. А если нужно, дескать, она бы и дом с усадьбой могла продать.

«Хорошо», — кивнул Титоку.

— Ну, вот, и Титоку откуда-то привел преподобного мастера Согю, — сказал Сэймей.

— Понятно, — кивнул Хиромаса.

Мастеру Согю было немного за пятьдесят. Он сразу же забрал деньги и применил тайное искусство.

«Только сразу твой муж не появится! Пройти должно дней пять, семь, а в некоторых случаях может и десять дней понадобиться. Потому как дорога из того мира в этот мир куда как длинна…» — сказал Согю и ушел.

«Придет ли он сегодня? Придет ли он завтра?» — так прождала Фудзико, и на десятый день… Это был прекрасный лунный вечер. До слуха Фудзико, без сна лежавшей на постели, откуда-то донесся звук флейты. Насторожившись, прислушалась она, и поняла, что это тот самый, любимый напев, что играл когда-то на флейте Корэмити. И этот звук флейты постепенно приближался. Обрадовавшись, Фудзико вскочила с постели и стала ждать, когда же флейта приблизится. И звук был все ближе и ближе. И вот, чем ближе становилась мелодия, тем больше в сердце Фудзико поднималось беспокойство, а не радость.

«Ах, в каком же обличии он появится? Может быть, он стал демоном, и придет в демонском облике? А может быть, он явится как бесплотное привидение, летящее по воздуху?»

А еще, что же ей самой делать, когда она встретится с мертвым Корэмити? Однако, пусть он и мертвец, ей хочется с ним увидеться. Страшно. Страшно, но хочется увидеть его. И вот, пока ее сердце таким образом разрывалось на две части, звук флейты замер перед домом.

— Фудзико! Фудзи… — послышался тихий голос. — Открой мне…

Ошибки быть не может: это голос ее любимого Корэмити!

Осторожно она выглянула в щель между ставень и увидела в свете луны стоящего Корэмити. Он был несколько бледен, но в целом совершенно не отличался от того, каким был при жизни, и это было очень радостно и в то же время немного страшно.

На штанах хакама у него были развязаны завязки, и видеть это было очень привычно, и в душе поднялась волна нежности, но подать голос, позвать его, она так и не смогла. Открыть ли дверь, или не открывать?

И тут:

— Горюет одолевший гору мертвых от того,
Что не может он увидеться с любимой!

Корэмити произнес стихотворение. Оно означало: «Я перешел через гору смерти, и вот сейчас стою у запертой двери, и грустен я от того, что не могу увидеть тебя, любимая…»

Однако Фудзико дверь открыть не смогла.

«Ты так сильно любишь меня, что твоя любовь превратилась в пламя, и каждую ночь это пламя сжигает мое тело!» — Фудзико присмотрелась сквозь щель в ставне, и правда увидела, что тут и там на теле Корэмити вспыхивают огоньки. — «Я понимаю, у тебя есть причины бояться. Ведь ты так любишь меня, что живешь этой любовью, и мне было так жаль тебя, что я специально нашел свободное время и пришел к тебе. Но если тебе так страшно, то сегодня ночью я уйду…» — сказав так, Корэмити снова заиграл на флейте и удалился.

И так повторялось три ночи подряд, но…

— Госпожа Фудзико так и не смогла открыть дверь! — сказал Сэймей.

— Хм.

Когда Фудзико поняла, что так будет повторяться каждую ночь, ей наконец стало страшно. И тогда она со слезами прибежала к монаху Титоку. Дескать, пусть я уже больше мужа своего не увижу, но сделайте что-нибудь, чтобы ЭТО больше не приходило.

«Это называется искусством возвращения духа, и такому человеку, как я, с этим искусством справиться не под силу», — ответил ей Титоку.

«Тогда нельзя ли снова обратиться с просьбой к господину Согю?»

«Я не знаю, где сейчас Согю. А даже если бы и знал, вряд ли он бы согласился что-то делать. А если бы и согласился, это, наверняка, снова бы потребовало оплаты…» — вытолкал ее Титоку.

— Ну вот, и со своими слезами она пришла ко мне, к Сэймею.

— Вот как было дело…

— Однако искусство возвращения духов не каждому подвластно. В Столице, кроме меня, этим искусством владеет еще двое или один…

— И ты знаешь, кто?

— Ну, если говорить, знаю ли я, то — знаю.

— И кто? — спросил Хиромаса, но Сэймей в этот миг выглянул из-за шторки повозки наружу: