— Ты что, правда считаешь, что я сделал то, что сделал, ради денег? — сухим каркающим смехом рассмеялся Доман. — Эй, Сэймей, объясни этому человеку! Скажи ему, что онмёдзи, если они достигают такого уровня как мы, ты и я, деньги, тем более такие суммы, как мне заплатили в этот раз, безразличны. Такой мелочи, как Титоку, еще ладно, а нами деньги не движут.
— Что?
— Нами движет сю.
— Сю?!
— Мы движемся из-за сю.
— Это… Это значит… — Хиромаса попытался сформулировать и наконец выразился, — значит, человеческое сердце?
— Ух ты! А ты, что ли, немного разбираешься в сю? Именно! Мы движемся благодаря человеческому сердцу. Понимаешь, искусство возвращения души таково, что если кто-то этого не будет сильно желать, то мы ничего не сможем сделать. Та женщина сама этого желает, и поэтому мужчина приходит к ее дому. Кто это остановит?
Выслушав эти слова, Хиромаса подавил рвущийся из груди звук, и словно прося о помощи, посмотрел на Сэймея.
— То, что сказал почтенный Доман, — правда.
— Сэймей! Оставь все, что имеет отношение к человеческому миру, в стороне. Мы с тобой к человеческому миру относимся как к развлечению на пирушке. Ну, Сэймей? Разве у тебя не так? — и снова Доман рассмеялся каркающим смехом. — Бывает, развлекаясь на пиру, пытаются угадать что находится в коробке. И угадывают. Или не угадывают. И как весело провести время, отведенное до смерти, примерно такого же рода развлечение. Хотя… Мне в последнее время кажется, что даже это стало мне безразлично. Интересно, не интересно, все едино — проживешь одно и то же время до самой смерти. Сэймей, ты ведь гораздо лучше меня понимаешь это…
Красный свет от солнечных лучей, падавших на стену, медленно тускнел.
— Почтенный Доман, обычно крайне опасно развеивать заклинание возвращения души, наложенное другим человеком. Если пропустишь что-либо, то и женщина может умереть.
— Оставь, Сэймей. Это же так интересно: наблюдать, как женщина сходит с ума.
— Кстати, а мне в последнее время чуть-чуть стало интересно наблюдать, как осыпаются цветы.
— Ну и смотри, как она осыплется, тогда.
— Но ведь прелесть развлечения только тогда, когда цветок облетает по воле природы, а тут почтенный Доман уже руку приложил…
— Ты что, говоришь, что пойдешь останавливать облетающий цветок? — рассмеялся Доман.
— Нет. Я говорю, что позволю ему облететь в свой черед, когда назначено природой.
— А ты научился говорить интересные вещи, а, Сэймей? — Доман смеялся, демонстрируя желтые зубы. — В таком случае делай что хочешь. А я полюбуюсь, как ты развеешь заклинание, которое наложил я, Доман!
— Итак, мне можно действовать свободно, так ли я понял?
— Ага. А я в замен того, что ничего не буду тебе объяснять, ничего не стану делать.
— Не забудьте этих своих слов.
— Ага. — Когда Доман договаривал свой ответ, солнечное сияние уже потухло, и его лучей нигде не было.
— Что же, позвольте на этом откланяться, ибо нам следует поспешить… — Сэймей коротко поклонился. — Идем, — он потянул за собой Хиромасу на улицу.
— А этого достаточно, Сэймей?
— Этот человек сказал мне в лицо об этом нашем деле, что ничего не будет делать. Этого достаточно… — Сэймей быстрыми шагами направился к повозке.
Уже темнело, и на небе засияли первые звезды, а в наступающей вечерней темноте тихо разносился смех Домана:
— Интересно! Давно мне не было так интересно, Сэймей!
Солнце уже давно зашло, когда они прибыли в дом женщины на западе Столицы. Освещаемые пламенем светильника, Сэймей и Хиромаса уселись напротив женщины.
— Кстати, — спросил Сэймей у Фудзико, — передавали ли Вы какую-либо вещь, принадлежавшую господину Корэмити, или часть его тела мэтру Согю?
— У меня были волосы покойного мужа, и я эти волосы…
— Волосы?
— Да.
— А, может быть, мэтр Согю просил у Вас так же прядь Ваших собственных волос?
— Да, он просил.
— И, Вы ему отдали?
— Да.
— Так. А остались ли у Вас еще волосы покойного господина Корэмити?
— Нет, больше ничего нет. Ведь я все отдала мэтру Согю.
— Вот как…
— А что, это плохо, да?
— Нет, ничего плохого не произошло. Просто мы попробуем воспользоваться другим способом, вот и все. А для этого необходимо, чтобы Вы встретились лицом к лицу с господином Корэмити.
— Что это означает?
— Это значит, что либо придется открыть дверь и пустить господина Корэмити в дом, либо Вам самой придется выйти к нему наружу. Вы сможете это сделать?
— Да, смогу, — кивнула Фудзико, словно бы решив что-то про себя.
— Тогда я и этот господин проведем необходимые приготовления.
— Приготовления?
— Могу я получить немного соли и несколько Ваших волосков. А, еще одно, могу ли я позаимствовать этот светильник?