ОНО

Вместо ответа она дважды обернула им руку и с вызовом взглянула на мужа.

— Брось его, Бев. Ну!

— Только подойди, и я вправлю тебе мозги. — Неужели это сказала она? А что это перед ней за троглодит в окровавленных трусах? Муж? Отец? Любовник из ее коллекции, разбивший однажды ночью ей нос, случайный каприз? «О Боже, помоги мне, — думала она. — Боже, Ты должен мне помочь».

— Я не шучу, Том. Ты жирный и неповоротливый, ты не сможешь мне помешать. Я уезжаю и, наверно, останусь там. Между нами все кончено.

— Кто такой Денборо?

— Забудь про это. Я…

Ей слишком поздно пришло в голову, что его вопрос был лишь отвлекающим маневром. На середине фразы он приблизился к ней. Беверли рассекла ремнем воздух, угодив Тому прямо в рот. Создалось впечатление, что вылетела пробка из-под шампанского. Он взвыл и поднес ко рту руки; глаза его выкатились из орбит от боли и страдания. По тыльным сторонам ладоней заструилась кровь.

— Ах ты сука, ты разбила мне губу! — в бешенстве заорал он. — Ах Боже, она раскровянила мне рот!

Он пошел на жену с поднятыми ко рту руками в красных кровавых пятнах. На обеих губах вздулись рубцы. С переднего зуба слетела коронка. Беверли видела, как он выплюнул ее. Сознание волокло ее прочь, бежать от этой сцены, стонущую и напуганную, жаждущую закрыть глаза и ничего не видеть. И вместе с тем Беверли ощутила возбуждение сродни тому, что чувствует осужденный на пожизненное заключение, когда благодаря землетрясению получает неожиданную свободу. Этой, другой Беверли то, что происходило, было по душе. «Что, проглотил? — издевалась она мысленно. — Чтоб ты сдох!»

Ремень теперь был у Беверли; они поменялись ролями. Она владела предметом, которым Том за эти четыре года пользовался бесчисленное множество раз. Сколько же ударов она вытерпела в зависимости от самочувствия мужа! Том пришел домой к остывшему обеду? Два удара. Бев задержалась в мастерской и забыла позвонить? Три удара. О-хо, вы только взгляните, у Бев пропуск на другую стоянку! Один удар… поперек груди. Он был хорош. Он редко оставлял следы. Это бывало даже не очень и больно. Но очень унизительно. А это больнее. Еще больнее было сознавать, что она привыкла быть побитой собачонкой. И даже привычно ждет этого. «Пришло время платить по счету», — подумала она, взмахнув ремнем. Она прицелилась ему под руки. Хлесткий удар пришелся по яйцам — такой звук раздается при выбивании ковров. Удар оказался точным. Том Роган выбывал из борьбы.

Он испустил тонкий, слабый писк и опустился на корточки, будто в молитве. Руки сжали промежность. Голова откинулась назад. Мышцы шеи напряглись. Рот исказился гримасой боли. Потом левое колено бессильно упало прямо на осколок пузырька, и Том беззвучно закрутился на стекле как кит, потерявший ориентировку. Одна рука медленно оторвалась от промежности, чтобы зажать рану на колене.

«Кровь, — подумала она. — Боже праведный, он ведь истечет кровью!»

«Ни черта, будет жить, — холодно откликнулась другая Беверли, появившаяся на свет после звонка Хэнлона. — Дерьмо не тонет. Надо убираться отсюда к дьяволу, пока он не поднялся. И не спустился в подвал за своим «винчестером».

Уходя, она обратила внимание на режущую боль в ступне — видимо, и ей не удалось избежать разбитого зеркала. Ну что ж, это символично. Беверли нагнулась за чемоданом. На мужа она уже не смотрела. Открыв дверь, спустилась в холл, держа багаж двумя руками перед собой. Перегруженный чемодан бил ее по коленям. Порезанная ступня оставляла кровавые отпечатки. Дойдя до лестницы, она обернулась и быстро, не оставляя себе времени на раздумье, спустилась. Да и вряд ли в тот момент могли появиться какие-то связные мысли.

Вдруг что-то прикоснулось к ее ноге, и Беверли вскрикнула от неожиданности и испуга. Это оказался конец ремня, все еще накрученного на руку. При слабом освещении он еще более, чем когда-либо, напоминал убитую змею. Лицо ее исказилось гримасой отвращения; она отбросила ремень, упавший на ковер буквой «S».

В футе от лестницы она подобрала оторванный подол своей белой кружевной комбинации и бросила его через голову. Это белье она уже никогда не наденет. Комбинация полетела вслед, парашютом приземлившись перед дверью гостиной. Совершенно голая, она нагнулась к чемодану. Соски набрякли как пули.

— БЕВЕРЛИ, ПОДНИМИ СВОЮ ЖОПУ НАВЕРХ!