Оно: Нерасказанные истории (СИ)

Найти Ника Хопуэлла и Крейга Туми в прошлом было несложно — лангольеры сами нашли его. Когда Джорджи попросил Туми вернуться с ним и поговорить с Дайной, Крэйг побледнел, но согласился — правда, не без колебаний и сердитых взглядов на Ника, который идеально сыграл свою роль. Именно его насмешливая улыбка заставила решиться Туми, который, став лангольером, потерял большую часть былой покорности и чаще делал именно то, что Ник запрещал ему делать.

***

Авери чувствовал себя прекрасно и ужасно одновременно. О да, Существо в нём ликовало, высасывало силы из всего, что сияло, наполняя и насыщая свою бездонную, безграничную ярость. Вкус крови во рту, этот мерзкий вкус боли и слёз, теперь не вызывал у мальчика отвращения — даже когда он снова, как наяву, чувствовал те секунды своей кошмарной смерти. Давление бетонных плит, кровь — Авери улыбался почти с нежностью, думая о Институте.

Ребята давно уже нашли это место — более того, они построили на крови и смерти Свой Институт, не из камня или бетонных плит, а исключительно из Сияния.

С трудом верилось, что несколько Огоньков Оно способны на такое, но если кто — то из ребят иногда забывался и пугался прозрачности «стен» или «пола», Авери почти сразу принял невозможное как истину.

То, что Сияние Института не нужно было поддерживать вливанием в него «свежих сил», мальчика тоже не удивляло.

Это был Дом всех сияющих детей на Земле. Самое безопасное место в мире, в космосе да и за его пределами. Это был он, Авери.

***

Встреча Неудачников, «старых» и «новых», эта эпичная битва сознаний, чувств и возможностей, была более чем странной.

Неудачники из Старого Дерри давно стали легендой, и Авери, уважая и даже восхищаясь ими, боялся только одного; как — нибудь нечаянно не причинить им вред.

Неудачники, глядя на маленького мальчика Авери, прекрасно понимали, что они проиграли раньше, чем подумали о возможном проигрыше.

Авери уже не был ребёнком и даже человеком. Он был миллионами сияющих детей, и любой из Неудачников знал, что сила эта сметёт их в пыль ещё до того, как они смогут сформировать свои же мысли.

Авери смотрел на Неудачников.

Неудачники смотрели на него и на ребят, спокойно ждущих их решения.

Пеннивайз не смотрел ни на кого. Он полулежал на обломке стены, свесив вниз одну ногу, и свет его голубых глаз приглушенно мерцал из — под красных ресниц. Казалось, юному Оно было совершенно наплевать на всё происходящее, словно Оно пресытилось приключениями с Едой, и не исчезает только из — за лени и желания «досмотреть кино».

На самом деле Пеннивайзу было слегка не по себе — исключительно из — за того, что «кино» как раз заканчивалось. Что — то решалось сейчас, и это что — то меняло и юное Оно, и Неудачников, и Авери, и даже древнее Оно.

— Не надо мстить, Авери. — вдруг произнёс Билл, и слова его, прозвучавшие странно в тишине, нарушаемой только шумом ветра, заставили исчезнуть ослепительную улыбку Существа. — Я очень прошу тебя…вас всех. Не надо.

— А то что, Билли? — Существо жутенько улыбнулось. — Я стану сходить с ума, буду пытаться себя убить и превращу свою жизнь в Ад?

— Ты пожалеешь. — так же спокойно сказал Денбро. — Пожалеешь в тот самый миг, как нажмёшь на курок.

Пеннивайз быстро посмотрел на него и снова отвернулся. Билл улыбнулся, заметив это движение, такое, по сути, человеческое, и ему наконец — то стало хорошо от мысли о правильности своего решения.

— Мы уже говорили об этом, Билл. — Авери слегка нахмурился, наблюдая больше за Оно, чем за старшим Денбро. — Не смогли вы, сможем мы. Отдыхайте, Неудачники.

— Я тоже думал, что это п-правильно, Авери — убить ради справедливости. Ради мести. Но т-только твоя мечта, этот Институт, — тебе придётся забыть про неё. Придется платить за то, что ты сделаешь, всю жизнь до смерти и после неё. Всегда.

— А меня это не пугает. — Авери грустно улыбнулся. — Я ведь уже умер, Билл. Раньше, чем устал жить. И будь я проклят, если позволю ещё хоть одному сияющему ребёнку мучительно умереть только из — за того, что наша дряхлая раса ничтожеств пытается выжить, уничтожая тех, кто должен стать новой расой.

— Если бы ты мог вернуться к маме и папе, Авери, жить с ними долго и счастливо, видеть их старость, взрослеть самому и иметь своих детей — возможно, тоже сияющих. Ты отказался бы ради этого от Института? — неожиданно спросил Стэн.

Мама, папа. Быть ребёнком. Быть…человеком. Школа, друзья, вкусняшки, наклейки, коллекции, путешествия, любовь, радости и печали, поражения и победы, голубое небо над головой, вера в прекрасное будущее.

Как же больно.

Авери запретил себе плакать, но маленький десятилетний мальчик, запертый в Существе с Огнями Оно, буквально зашёлся от плача.

Как больно. Как же он недооценил этих Неудачников — этот Стэн, с его огромными светящимися болезненным Светом глазищами, ударивший в самое больное место…

Мама и папа.