Вот и хорошо, потому что была причина, по которой Старший не мог пока уделять Младшему все внимание, в котором он еще нуждался.
Причиной были яйца.
Древнее Оно знало, что требуется много, много детенышей – чтобы вырастить их в полноценные взрослые особи, сразиться с ними, сожрать их, поглотить разросшиеся Мёртвые Огни и вернуть себе потерянную Силу. Оно тосковало по Вселенным – по приключениям, по битвам с достойными противниками, по планетам, напитанным страхом. И… по Черепахе.
Матурин был единственным достойным и равным по силе противником, и древнее Оно очень хотело сразиться с ним вновь – демиург с демиургом, магия Жизни против магии Мёртвых Огней. Было и еще кое – что, в чем Старший даже себе не хотел признаваться. Оно соскучилось по Черепахе и по играм разума, которые были не менее вкусны, чем Страх.
Младший, конечно, был занятен, и с ним скучать не приходилось – но юное Оно было пока всего лишь слабым детёнышем, испорченным Едой, этими короткоживущими человечками.
Детёныш, которому даже сотни лет еще не было – сложно считать такого полноценным собеседником, это всего лишь неразумное дитя, которому еще расти и расти до настоящей Силы.
Планета Земля была большой. Мест для кормления должно было хватить сотне, тысяче детенышей – если Младший тоже решится создать яйца, закапсулированную информацию о сути Оно.
Вырастить детенышей, напитать страхом эту маленькую планетку, кинуть ее в Мёртвые Огни и скормить лангольерам свои воспоминания о том, как убивали его Младшего, и как убили его самого.
А потом найти Черепаху.
В этом прекрасном плане было только одно слабое место – Младший.
Древнее Оно создало детёныша слишком похожим на Еду – и даже зная то, что инстинкты юного Оно возьмут свое, когда Земля будет уничтожена, Старший был не уверен, что не придется его сожрать.
Эта мысль древнее Оно мучила.
Не хотел он отдавать Мёртвым Огням этого нелепого, так похожего на Еду детеныша, в котором инстинкты Охотника все время заглушались дурацкой привязанностью к человечкам. Старшего мучила мысль, что это Он создал Младшего таким, Спел детеныша не как будущего Охотника, а просто ради продолжения рода.
Старший размышлял о юном Оно почти по – человечески, сам еще не осознавая, насколько эта чужая и нелепая планета вошла в Его суть, в Его разум и сотворенную физическую оболочку.
Остальных детенышей древнее Оно решило Спеть по всем правилам – создать их истинными Оно, Охотниками. Яиц было уже почти полсотни – на большее количество у Старшего не хватило сил.
И Оно занялось ими, практически оставив Младшего на Билла.
То, что человечек сам был еще детёнышем, и с юным Оно справиться не смог бы, в случае чего, Старшего не волновало. Не справится – его проблемы, справится – тоже его проблемы.
А может быть, ненавистный Денбро снова попытается причинить Пеннивайзу вред?
Эта мысль древнему Оно очень понравилась.
Смерть Билла избавила бы Оно от многих проблем.
***
Билл Денбро честно пытался не сойти с ума.
Он осознавал, что прожил уже два человеческих века, что у него были дети, внуки и правнуки, что он когда – то любил женщин и был писателем.
Осознавал, что его младший брат Джорджи на самом деле взрослый мужчина, которому пошел тридцать четвертый год.
Но, видя перед собой маленького мальчика, Билл не мог заставить себя относиться к нему, как к взрослому. Да, в какой – то степени Джордж был старше его физического тела, но у Билла была двухвековая память, и он не уступал брату ни одного дня, как бы тот не сердился.
Все осложнялось тем, что его детское тело действительно не справлялось даже с собственным братом, не говоря уже о Пеннивайзе.
Юное Оно не очень понимало, зачем нужно делать уроки, ходить в школу, переводить бумагу не на рисунки и заниматься кучей других, не менее нелепых и ненужных с его точки зрения дел.
Поэтому Младший просто хватал Билла, как игрушку, и тащил – в Логово, на реку, да куда угодно – не обращая внимания на его попытки вырваться и ругань.
Билл потом чувствовал себя ужасно и униженно – юное Оно не осознавало своей силы и делало человеку больно.
Рубашка с длинными рукавами даже в самый теплый день, скрывающая синяки от тех любопытных и сочувствующих, кто мог бы – чтобы помочь, конечно же – позвонить в органы опеки, а то и в полицию. Рубашка скрывала так же следы от зубов – меньше всего юное Оно и Джорджи хотели сделать Биллу больно, но делали, разгорячившись в играх.
Те укусы, которые они сами почти не замечали, для человеческого тела оказывались довольно глубокими и болезненными. Билл привык чувствовать пластыри, стягивающие ранки, настолько, что без них чувствовал себя даже неуютно.
Девочки. Билл Денбро смотрел на ровесниц, и мучился потом от понимания того, что эти девочки вырастут, повзрослеют, изменятся – а он так и останется вечным подростком.
Сколько поколений деррийских детей ему суждено увидеть взрослыми и постаревшими?
Даже его школьные друзья всегда чувствовали стену, отделявшую от них этого странного парня, приходящего из развалин Старого Дерри.