ОНО

«Ну вот, напоследок отплачу сполна», — подумала Беверли и замахнулась ремнем.

Она ударила его из-под руки, резко стегнула по яйцам. Послышался звук, похожий на то, как женщина выколачивает ковер ракеткой. Этот удар решил исход боя. С Тома Роугана слетела вся воинственность.

Он издал тонкий, беспомощный крик и упал на колени, как будто стал на молитву. Руки прижались к больному месту. Голова откинулась назад. На шее выступили жилы. Рот исказился трагической гримасой боли. Левое колено грузно опустилось на толстый заостренный осколок флакона, и Том молча повалился на бок, как раненый кит. Одна рука оторвалась от гениталий и прижалась к раненому колену.

«Кровь, — подумала Беверли. — О Боже, он истекает кровью!»

«Ничего — переживет, — холодно возразила ей другая Беверли, Беверли, появившаяся после телефонного звонка Майка Хэнлона. — Такие от ран не умирают. Надо убираться отсюда подобру-поздорову. Пока ему не придет в голову снова устроить этот аттракцион. Того гляди, еще спустится в погреб и достанет оттуда винчестер».

Бев попятилась, и тут ступню ее пронзила боль. Она наступила на осколок разбитого зеркала. Бев нагнулась и взяла чемодан. Она ни на секунду не спускала глаз с мужа. Пятясь, она прошла в холл. Бев держала чемодан обеими руками, и он, раскачиваясь, ушиб ей голень. Порезанная нога оставляла на полу кровавые отпечатки. Дойдя до лестницы, Бев обернулась, затем торопливо спустилась по ступенькам, не оставляя себе времени на раздумья. У нее мелькнуло подозрение: из-за сумятицы мыслей она едва ли способна что-либо оценить сейчас трезво.

Бев почувствовала, что к ноге что-то прикоснулось. Она вскрикнула, посмотрела вниз — оказалось, конец ремня. Она все еще держала в руке ремень. В тусклом свете он походил на мертвую змею. Содрогнувшись от отвращения, она бросила его за перила, ремень упал на коврик в холле.

Рубашка была вся в крови; Бев почувствовала, что не может ни секунды более оставаться в ней.

Спустившись с лестницы, Бев взялась крест-накрест за подол своей кружевной ночной сорочки и стянула ее с себя через голову.

Она отшвырнула ее в сторону, и сорочка упала на дерево, растущее в кадке у двери в гостиную. Обнаженная, Бев потянулась к ручке чемодана. Ее похолодевшие соски были тверды, как пули.

— Беверли! Поднимайся наверх!

От удивления Беверли открыла рот, дернулась и вновь потянулась к чемодану. Если Том в состоянии так громко кричать, значит, времени на сборы у нее практически нет. Бев открыла чемодан, достала из него трусы, блузку и старые, потертые «Леви». Стоя у двери, натянула на себя одежду, ни на мгновение не спуская глаз с лестницы. Но Том так и не появился на верхней площадке. Он еще дважды проревел ее имя, и каждый раз она вздрагивала при звуке его голоса, глаза затравленно смотрели на лестницу, а рот осклабился в бессознательно-злобной гримасе.

Как можно скорее она застегнула пуговицы на блузке. Недоставало двух верхних. Смешно сказать, как мало ей доводилось пришивать пуговицы.

— Я убью тебя, сука! Убью, падла!

Бев захлопнула чемодан и заперла его. Рука высунулась из короткого рукава блузки, как язык. Бев торопливо оглянулась по сторонам: было такое чувство, будто она в последний раз в этом доме.

Эта мысль только утешила ее. Открыв дверь, Бев вышла на улицу.

Она прошла три квартала, не представляя отчетливо, куда она направляется, как вдруг до нее дошло, что она идет босиком. Левая нога, которую она порезала, отдавала тупой болью. Надо во что-нибудь обуться, а еще два часа ночи. Бумажник и кредитные карточки остались дома. Бев порылась в карманах джинсов и извлекла только свалявшийся пух. У нее не было ни цента. Бев посмотрела на опрятные дома вокруг, тщательно подстриженные газоны, темные окна.

Внезапно ее стал разбирать хохот.

Беверли Роуган села на низкую каменную ограду возле какого-то дома, зажав между грязных ног чемодан, и расхохоталась. Небо было усыпано звездами, свет их был удивительно ярок. Беверли запрокинула голову; ее захлестывало, точно приливной волной, необузданное веселье. Оно подняло Бев на гребень волны и понесло с такой неистовой силой, что все мысли отлетели прочь. Она слышала только голос крови, он говорил ей что-то бессвязное на языке желания, хотя что это было за желание, Бев не знала, да к тому же ей было все равно. Довольно того, что она чувствовала, как по всему телу с нарастающей силой разливается тепло. «Желание», — подумала она, и приливная волна радостного возбуждения захлестнула ее еще стремительнее, увлекая навстречу какой-то туманной неизбежной катастрофе.