Онтологически человек

Мэлгон поморщился.

— Я этим наслаждаюсь не больше, чем ты. Ритуалы необходимы. Они очищают сознание людей и подготавливают их к происходящему.

— Понятно, — сказал Эльфин.

Празднество было похоже на все остальные такие празднества — состязания в метании копий и стрельбе из лука перемежались тщательно отрепетированными танцами, чтение од, восхвалявших город Солнца — опять состязаниями в борьбе и беге. Прекрасные женщины под грохот барабанов и пение труб венчали лаврами победителей. С каждым кругом их становилось все меньше и меньше. Когда солнце достигло зенита, остался только один.

Победитель вышел вперед. Он был совсем молод, даже для человека, с правильными чертами лица, с серьезным и вдумчивым выражением, с еще сбитым дыханием после борьбы и бега.

У широких ступеней храма он остановился на миг, чтобы сделать глубокий вдох. Чуть ссутулились еще блестящие от пота плечи, чуть сошлись широкие брови, чуть застыл взгляд, фокусируясь на чем-то за пределами видимого.

Нет мудрей и прекрасней моей жены и нет бардов, равных моему сыну.

Слова прокатились по всей площади — не как сказанные вслух, а как мысль, мгновенно вспыхнувшая у каждого в мозгу.

Мэлгон бросил на Эльфина гневный взор.

— Простите, — кротко произнес Эльфин. — Вырвалось.

Конечно, ему показалось. Просто показалось. Но это уже не имело значения.

Юноша поднялся по ступеням и остановился перед троном.

— Как твое имя, о достойнейший? — спросил Мэлгон.

— Я — Гвальхмаи, — ответил тот.

— Желаешь ли ты принести себя в жертву Солнцу во имя своих сограждан? — спросил Мэлгон.

— Да, — твердо ответил Гвальхмаи. — Желаю.

— Да будет так.

Гвальхмаи преклонил колено, склонил голову и протянул руки вверх, вкладывая их в ладони Солнцеликого.

— Стань же, Истинный Сын Солнца, блеском в его короне, копьем в его руке, светом его пламени! — провозгласил Мэлгон.

Все затаили дыхание, ожидая, когда юноша рассыплется ворохом искр.

Ничего не произошло.

Пауза затянулась до неприличия. Многовековой ход ритуала был нарушен.

— Свершилось знаменательное, — громко сообщил Эльфин. — Теперь у тебя есть шанс радовать Солнцеликого не своей смертью, а своей жизнью.

Он встал со своего места, поднял юношу за плечи и аккуратно втиснул в свое кресло, а сам встал за спинкой.

Толпа ахнула.

— Воистину так, — наконец, произнес Солнцеликий и сделал повелительный жест. Церемония продолжилась своим чередом, хотя и несколько неуверенно. Гвальхмаи сидел, боясь пошевелиться. Мэлгон со свитой сохраняли бесстрастное выражение, как и подобает воплощенным божествам. Эльфин, небрежно опираясь о спинку трона, разглядывал толпу.

Начался и закончился еще один заунывный гимн, отплясали сложный танец аккуратно одетые общинные дети, прошли строем стрелки и копейщики, сверкая начищенными щитами. Солнцеликий поднялся с трона, торжественно благословил толпу и повернулся, чтобы уйти.

— А мне... что мне теперь делать? — вырвалось у новоиспеченного Сына Солнца.

— Отдыхай, — величественно обронил Мэлгон. — Сегодня был славный день. Когда ты понадобишься — тебя призовут.

Гвальхмаи упал на колено в поклоне.

Солнцеликий со свитой скрылись внутри храма.

Как только захлопнулась последняя дверь, Мэлгон схватил Эльфина за грудки и впечатал в стену:

— Как. Тебе. Это. Удается?! — зашипел он. — Как тебе удается всегда нарушать свои клятвы, Гатта?!

Эльфин не сопротивлялся.

— Мэлгон, — мягко сказал он. — Ты сам взял с меня слово не попускать порчи. Если бы я не вмешался, этот юноша определенно бы... попортился.

— Ты заклинил систему!

Эльфин пожал плечами.

— Локус стабилен.

Мэлгон с отвращением выпустил Эльфина и начал мерить шагами залу.

— Бездна работы! Тончайшие настройки! Изысканнейшая работа с мировоззрением! Филигранные ритуалы! Проклятье, ты хоть понимаешь, чего мне это стоило?! Сколько времени я убил на то, чтоб как следует все откалибровать! И все насмарку!

— О, — участливо протянул Эльфин. — Я понимаю.

Мэлгон остановился прямо напротив него:

— На кой это тебе было нужно, Эльфин? — прошипел он. — Это же «златая цепь»! Ты же сам себя приковал, чистоплюй! Ладно, ты потопишь меня. Но ты же и сам сдохнешь! Зачем ты это сделал?!

Эльфин бросил взгляд за окно.

«Нет мудрей и прекрасней моей жены и нет бардов, равных моему сыну». Мысль, впечатанная в самый воздух.

По губам Эльфина скользнула улыбка.

— Действительно. Зачем.

Ты начинаешь с того, что для тебя существует одна-единственная дорога, мысль равная слову равная делу равная сути, единственно верная, единственно гармоничная, максимально эффективная — как путь реки, пролагающей себе русло. Как траектория пули, выпущенной снайпером в цель.

Потом ты отказываешься от нее ради возможности делать выбор. Кружить. Плутать. Ошибаться. Ты обнаруживаешь, что существует бесконечное множество путей, ведущих из точки альфа в точку омега, и дело не столько в дороге, сколько в попутчиках, и открывающихся видах, и удовольствии от странствия во все стороны света.

А потом вдруг выясняется, что мир вопиюще моноцентричен. Что в конечном счете есть только два направления — к истине или прочь от нее, а прекратить движение невозможно.